– Отчего же?

– Дескать, знаем мы таких.

– И в мыслях не было.

– Спорьте, спорьте со мной. Будьте моим оппонентом. Мне страсть, как не хватает оппонентов. Я уже выбрал вас, так что теперь вам не отвертеться… Но не спорьте. Никогда не спорьте со мной. Не имейте такой привычки… Поверил вам. Никому так не верил… Теперь вместе займемся спасением. Одному трудно. Старею. Хотя вида не подаю… Мысли должны быть разнонаправленными, а лучше всего – взаимоисключающими. Только тогда можно говорить о цельности восприятия. А цельность восприятия – залог успеха. Белое и черное. Хорошо и плохо. Одновременно. Победил и проиграл. Рухнул, но вознесся. Не наоборот. Наоборот – ни в коем случае… Следует признать, спасение человечества – задача непростая. Первоначально может показаться невыполнимой, но я надеюсь, несмотря ни на что, отстоять все же удастся.

– Кого?

– Вас. Или меня. Все зависит от того, кто из нас окажется прав в нашем беспримерном споре.

– А мы спорим?

– Безусловно. И ставки предельно высоки. Выше не бывает.

– Я не готов.

– А к этому подготовиться невозможно… Может получиться, что человечество мы спасем, а оно и не заметит. Видите как?.. Да разве это плохо? Разве не хочется вам, чтобы дантист вылечил зуб, а вы бы того и не заметили?.. Только представьте: вы себе лежите в коечке, посапываете, а дантист на другом конце города жужжит своей машинкой. Просыпаетесь – а боли уже нет…

– Хорошо бы.

– И Мусоргского, случалось, в канаве находили. Римский находил… Римский в кителе белом ходил и с тростью… Эх, найти бы молодуху, да пить ее маленькими глотками. Шучу… Вот такой шутник попался вам на жизненном пути. Рыба с ножками… Сколько у него крыл было, не знаете?

– У кого?

– У Гоголя Николая Васильевича, пернатого человека. Вот только человеком ли он был? Это же только с виду складки, согласны? Зря разве крылаткой назвали?.. Люблю Гоголя разбирать. Он же меняется со временем. Если перевести на язык шахмат – каждый день новая партия… Но, предупреждаю, играть буду исключительно черными. Как будто с женщиной играю или с ребенком. Мне прежде нравилось играть с детьми и женщинами. Чувствовать превосходство… Вообще, мне черные больше нравятся. А вам?.. Но первый ход – за мной. Условились? Вас, к примеру, как звать, милый незнакомец?

– Я уже говорил вам, Нелюбов.

– Но имя-то у вас должно быть? Помнится, вы моего имени добивались.

– Александр.

– Саша, стало быть?

– И так можно.

– Саша – хорошо. Но не люблю. Что это такое, Саша? Намек на возраст? Зря. Не факт, что вы меня моложе… Вылетит – не поймаешь. Помните? Или не вылетит – не поймаешь? Как правильно?.. И то и другое верно. В зависимости от обстоятельств… Боже, как я устал от житейских мудростей! Видите, во что превратился? Все благодаря житейским мудростям… Так что огласите отчество ваше, пожалуйста, будьте любезны. Врач должен иметь отчество… будьте любезны, пожалуйста.

– Вы сказали «врач»? Как вы догадались, что я врач?.. Вы знаете меня?

Осознав, что проговорился, случайно выдав наше знакомство, Кулик, стремясь исправить оплошность, не меняя интонации, с ловкостью змейки повел разговор совсем в другом направлении:

– Всяк в России имеет отчество. Не только врач. Даже тряпичные души. Это и статут, и обратная перспектива. Это, если хотите, то, что в известной степени сбережение нации. Но вот вопрос и задача – чем те тряпичные души заняты? Не задумываясь, отвечаю – толкутся и толкуют. Воркуют и воруют. Обратите внимание, непременно кто-нибудь из них врач. Вот у Чехова – Астров, например. Самый пьяный и самый здравомыслящий. Видите ли, Антон Павлович умудрился придумать, чтобы как в жизни, но взгляд постороннего. Не театр, нет. Не для показа. Докторов, собратьев своих, судя по всему, остерегался. Они у него зернистые, как репортажи в газете. И доктора, и другие. Все. Говорят, говорят, слов не разобрать. Оспа. Нет, каждое слово в отдельности слышно очень хорошо, а в совокупности – гул. Как в жизни… Когда человек говорит, себя забывает. И до Чехова много говорили, и мы много говорим, пожалуй, даже усерднее, чем прежде. Речь, естественно, пересыхает, обмелела до мата… Когда бы Антон Павлович вернулся к нам с небес, он бы знаете что объявил? Он бы объявил, что неверно все писал, что теперь бы написал иначе, поскольку многое понял. Все теперь понял: к истине близко подобрался, но не достиг. А теперь достиг… Мы, пока он отсутствовал, стали совсем другими людьми, но и он стал другим человеком… Чехова больше нет, и не было никогда, а есть некий другой человек, который, впрочем, может быть, и писатель, и, не исключено, что Чехов, но совсем другой человек. Антон Павлович по части псевдонимов мастером был. Пойди – разбери, где он настоящий… А примется заново писать, и мы с вами с изумлением обнаружим, что пишет-то он то же самое. Видите как?.. Все меняется и, вместе с тем остается неизменным… Стоячая вода… Любите Чехова?.. А кого больше – Астрова или Чехова?.. Астров – обреченная фигура. У Чехова все обречены, включая самого Чехова. Но ему, сердечному, впоследствии хуже всех будет.