Александр Александрович написал всего несколько глав, публиковавшихся в «Огоньке». Но тут выяснилось, что «великое» техническое открытие, которое он собирался воспеть, липа. Тевосян оказал Фадееву дурную услугу. Мнимые «ретрограды» вовсе не мешали техническому прогрессу, а псевдоноваторские предложения гроша ломаного не стоили.

Идея романа рухнула. Это была катастрофа – и творческая, и личная. Но Фадеев не хотел себе в этом признаваться.

В октябре 1954 года он с женой приехал к Твардовскому.

Александр Трифонович записал в дневнике:

«Прочитал, говорит, металлургам главы – все не так (в смысле технических неточностей).

Какая ерунда! Читатель с величайшей охотой прощает все допущения и неточности, если в главном автор берет его «за зебры».

Жил Фадеев на даче обкома, один со стряпухой-уборщицей и милицейским постом, на берегу озера 9x7 км, в котором много рыбы и т. п. Не похоже, чтоб ему там работалось…

Больной человек. Совершенно ясно, что милы ему рыбная ловля, охота («художественный рассказ» о подбитом им орле), выпивка на свободе от Москвы, а не штатные расписания фабрично-заводских училищ и т. п., в которых он путается и хочет представить дело так, что вся недолга в этом.

Не напишет он романа – и это грустно, и хотя это с самого начала затеи было очевидно, хотя это ему было говорено, нет злорадного торжества – горько.

Человек только не хочет признаться, что он кругом заврался, запутался и особенно подрубил себя попыткой поправить дела наиактуальнейшим романом».

Засесть за новую работу Фадеев не мог и не хотел. Только строил планы. Рассказывал знакомым, что намерен собрать книгу статей, писем и воспоминаний о людях, которых знал. Говорил, что переиздаст «Последний из удэге», переписав корейские главы, и готовит новое издание «Молодой гвардии».

Но ничего так и не сделал. Отвык от писательского труда. И не мог себя пересилить. Он больше никому не был нужен. Сознавая это, Фадеев впал в депрессию. Он привык искать спасения от всех проблем в водке и в общении с женщинами. В последнее время – только в водке.

«Он умел исчезать на несколько дней, – свидетельствовал Евгений Долматовский, – да так, что ни домашние, ни сам НКВД (если Сталин вызывал!) не могли его обнаружить. Впрочем, могу с опозданием признаться: в послевоенные десятилетия его жизни некоторые товарищи – и я в их числе – знали его именуемые «сердечными» тайны, его секретные адреса – «явки».

У Фадеева было гипнотическое обаяние. В него влюблялось большое количество женщин, что не удивительно – красивый, высокий, статный мужчина с седой головой.

«Трудно передать легкость и гибкость его движений, – писал литератор Марк Колосов, – и вместе с тем какую-то чарующую прямизну его вылепленной из одного куска стальной фигуры, с чуть поднятой головой и обращенным вдаль взглядом».

Его первой женой была писательница Валерия Герасимова. Они прожили семь лет, но, что называется, не сошлись характерами. В браке с актрисой МХАТ Ангелиной Степановой ему, похоже, не хватало душевной теплоты. Мешал ее слишком сильный характер. Хотя она простила ему роман с поэтессой Маргаритой Алигер… Как и Фадеев, Ангелина Степанова была полностью поглощена своим делом – театром, на семью и мужа сил и времени не оставалось. Александр Александрович больше жены хлопотал по хозяйству и возился с маленьким сыном.

Весной 1942 года он жил у поэта Павла Антокольского, у него возник роман с поэтессой Маргаритой Алигер. Ее муж погиб на фронте. Жена Фадеева была в эвакуации с театром. Оба чувствовали себя одинокими и сошлись. Роман этот был скоротечным. Алигер родила от Фадеева дочь – Марию. Совсем молодой Мария покончила с собой.