Сначала леди Джейн противилась этим пленительным фантазиям, наводившим ее на такие странные, неведомые до сих пор мысли, но наконец женщина взяла в ней верх над фанатичной католичкой, и она, опустившись в кресло, предалась мечтам и грезам.

«Узнал ли он меня? – спрашивала она себя. – Помнит ли он, как мы год назад виделись в Дублине при дворе короля?.. Нет, нет, он и не думает о том! В то время он не замечал никого, кроме своей молодой жены, и был занят ею одной. Как это выходит, что, когда я хочу нравиться, на меня не обращают внимания? Почему те двое мужчин, которыми я интересовалась в жизни, никогда не отдавали мне предпочтения? Я чувствовала, что люблю Генри Говарда; но эта любовь была грехом, потому что граф Сэррей был женат. Я насильно оторвала от него свое сердце и посвятила его Богу, потому что единственный мужчина, которого я могла бы полюбить, оставался равнодушен ко мне. Но даже вера в Бога и набожность не в состоянии совершенно заполнить женское сердце. В моей груди оставалось еще место для честолюбия, и если я не была счастливой женщиной, то захотела по крайней мере сделаться могущественной королевой. О, у меня все было так хорошо рассчитано, так тонко продумано! Архиепископ уже говорил обо мне королю и успел склонить его к своему плану, но когда я спешила сюда из Дублина на его зов, вдруг явилась эта ничтожная Екатерина Парр, похитила у меня короля и разрушила все наши планы! Никогда не прощу я ей этого! Я сумею отмстить за себя. Я заставлю ее покинуть это место, которое принадлежит мне, и если для достижения моей цели не найдется иного средства, то она должна идти на эшафот, подобно Екатерине Говард. Я хочу сделаться королевой Англии, я хочу…»

Она внезапно прервала самое себя и прислушалась. Ей померещился осторожный стук в дверь ее комнаты.

Девушка не ошиблась; тихий стук повторился с своеобразными преднамеренными паузами. То был явно условный знак.

«Это – мой отец», – сказала себе леди Джейн и, снова приняв серьезную, кроткую мину, пошла отворять ему.

– Ах, значит, ты меня ожидала? – спросил лорд Арчибальд, целуя в лоб свою дочь.

– Да, я ожидала вас, батюшка, – с улыбкой ответила леди Джейн. – Я догадывалась, что вы придете, чтобы поделиться со мною впечатлениями сегодняшнего дня, а также для того, чтобы дать мне указания на будущее, как я должна вести себя.

Граф опустился на оттоманку и, посадив дочь с собою рядом, спросил:

– Никто не может подслушать нас здесь, не так ли?

– Никто, батюшка! Мои служанки спят в четвертой комнате, и я сама заперла двери, ведущие к ним. Что же касается прихожей, через которую вы пришли, то она, как вам известно, совершенно пуста; там негде спрятаться. Следовательно, остается еще запереть дверь, ведущую оттуда в коридор, чтобы мы были защищены от всякого внезапного вторжения. – Она побежала в прихожую, чтобы запереться изнутри, после чего, возвратясь и заняв свое прежнее место на оттоманке, сказала: – Теперь мы ограждены от шпионов.

– А стены, дитя мое? Уверена ли ты, что они надежны? Ты смотришь на меня удивленными глазами и с явным сомнением? О господи, какая ты все еще невинная и неопытная девочка! Разве я не повторял тебе всегда мудрого и великого правила: «Сомневайся во всем и не доверяй ничему, не исключая и того, что ты видишь воочию!» Не доверяйся ни людям, ни стенам, Джейн, потому что – говорю тебе – под их гладкой поверхностью скрываются предательские тайники. Однако на сегодня я согласен верить, что эти стены невинны и за ними не притаился никакой шпион. Я готов верить этому, так как хорошо знаю эту комнату. Я познакомился с ней в давнишние времена, когда переживал прекрасные, чарующие дни. В ту пору я был еще молод и красив, а сестра короля Генриха не была еще замужем за шотландским королем и мы горячо любили друг друга. Ах, я мог бы рассказать тебе удивительные истории о тех счастливых днях! Я мог бы…