Эй, а сохраниться можно было раньше?! 
– Божечки, – прошептала одними губами, закатив глаза. 

7. 6

 Повыше подняла подбородок, чтобы не хлебнуть ртом жижу, которая именовалась речной водой. Руки проваливались в илистое дно, как и колени собственно, но я сидела и боялась шелохнуться. Оставалось только разреветься от несправедливости, но чувство вредности даже этого не позволило сделать. 

– Яся, – окликнул меня Марк, видимо, не понимая, куда я могла деться. 

 А я только всхлипнула, шмыгнув носом, не желая отзываться. Хуже-то уже ведь не будет, правда?

– Владимирова, ты где? Эй, я всего-то хотел извиниться, ну, чего ты, как маленькая-то. 

– Да пошел ты в баню, – процедила я, чувствуя, как зубы начинают клацать от холода. 

 Вода, правда, была не самой теплой, к тому же сарафан промок насквозь и теперь противно лип к телу. 

– О-о-о, – протянул Марк, приближаясь к склону. – Не лучшее время для купания, хотя… – засмеялся он.

– Проваливай отсюда.

 Не хотела признаваться, что жизнь моя покатилась также кубарем под откос. Я упрямо сидела в воде, молясь только о том, чтобы поблизости не всплыла какая-нибудь лягушка. 

 Но Разумовский плевать хотел на мою просьбу, он осторожно спустился вниз, закатав предусмотрительно джинсы до колен, а я сидела и не шевелилась, словно ждала, что же последует за рыцарским поступком. Хотя, может, зря я надеялась, он вполне мог меня и притопить без свидетелей. 

– Дурища, заболеешь еще, – покачал головой Марк, подхватывая меня под руки. Буквально выдернул из воды, прижимая спиной к своей груди. Грязная, мокрая, несчастная – я представляла собой жалкое зрелище, и хотелось провалиться со стыда еще раз в эту трясину. 

– Спасибо, – все же промолвила я дрожащими губами, буквально синея от холода. 

 Стояла и смотрела на Разумовского, не зная, как себя вести. А он таращился на меня. Открыто, без ухмылки и укора. И потом сделал то, чего я точно не ожидала. Просто шагнул ко мне и обнял, прижав такую замухрышку к себе. Я шелохнуться боялась, не говоря о том, чтобы слово сказать. Наверное, он почувствовал мое смущение, граничащее с желанием его придушить, но все же сжал крепче в своих объятиях, прошептав на ухо: 

– Не расстраивайся, Владимирова, ну, подумаешь, не в первый раз ты опростоволосилась. Видимо, карма. 

– Да иди ты, – резко отстранилась я и гордым шагом засеменила в сторону дома. 

 Надеясь, что у Марата найдётся какая-нибудь одежда, я торопилась быстрее к дачному участку. 

 Встретили меня у беседки сначала тишиной, а потом звонкий смех наверняка прокатился по всему поселку, заставив встрепенуться воробьев на кустах сирени. Ну да, ну да, вся грязная и мокрая, подумаешь?

– Предупреждать надо, что поблизости есть болото, – стараясь улыбаться, заявила я хозяину дома, даже в книксене присела театрально.

 Подошла к скамейке и отыскала свою сумку, в которой с надрывом трезвонил телефон. Отвечать не стала, уже услышав по сигналу, что это сестрица названивает. 

– Так это речка... – начал было Марат, откупоривая одну из бутылок, которую ребята принесли из магазина. Но договорить он не успел, я подошла к нему и, схватив за край рубашки, потащила к дому, у крыльца поинтересовалась все же, поймав растерянный взгляд парня:

– Есть во что переодеться?

 Марат молча кивнул и повел меня в дом, похоже, понимая, что любопытствовать, зачем мне нужна одежда – глупо. 

 В небольшой прихожей он открыл шкаф и жестом предложил выбрать. Н-да, одежда явно его мамы... хотя вот это цветастое платье вполне можно апгрейдить, завязав пояс и чуть припустив на талии. Все ж лучше, чем коричневые рейтузы.