Дачный посёлок, где находился дом Марата, располагался не так далеко от города.
Три станции на электричке, километр пешочком, и вот – мы уже на месте. Правда, до дома дошли не все, половина нашей компании задержались в магазине, что был у станции.
У Марата я уже была и примерно знала, где и что находится. Устроилась потому в летней беседке, что стояла прямо у ворот. Оля присела рядом и грустно вздохнула.
– Я два года, – начала она, – два года пытаюсь привлечь внимание Артема. И все в пустую... что со мной не так?
– Все с тобой так, – качнула я головой, – может, ты просто не в его вкусе? Так же бывает.
– Зато ты в его вкусе, – фыркнула Оля.
– А вот он не в моем. Потому на него я даже не смотрю. Да и, вообще, у меня свои заботы, – пожаловалась я, решив, что одна голова хорошо, а две все-таки лучше.
– Какие?
Я покосилась на Олю, а потом... а потом взяла и все ей рассказала. И про свадьбу и про то, что мне срочно нужен парень.
– Дела, – задумчиво произнесла Ольга. – Трудно тебе будет, большинство на днях уже разъедутся.
– Вот да, – вынуждена я была согласиться, – так что сегодняшняя вечеринка, можно сказать, мой последний шанс. Постороннего человека не хочется...
Здесь нашу беседу прервал рев мотора. Байк разорвал тишину дачного поселка и заглох напротив ворот, а вскоре на участок, держа в руках мотоциклетный шлем, вошел Марк.
Когда-то он учился с нами, курса до третьего, потом, как говорят, взял академический отпуск по неизвестной всем причине, год его никто не видел, а на этот учебный он вернулся, но, разумеется, на курс младше. Кстати, фамилия его – Разумовский. Только разумом там особо не пахло.
– Привет, красотки, – подмигнув нам, произнес он и устроился рядом на скамейке. – Как дела?
– Отлично, – вздохнула я, вздернув носик.
– Разве? – фыркнул этот бабник, – а я слышал, что Ковалев тебя бросил.
– Это кто и кого еще бросил, – подала голос Олька, мазнув взглядом по физиономии Марка.
И хорошо, что подала, лично мне общаться с этим типом не хотелось. Невзлюбили мы друг друга с первой же минуты знакомства.
6. 5
Вот бывает так, видишь человека и понимаешь, что вы не поладите. Хотя еще даже слова друг другу не сказали, просто пересечение взглядов и мир рушится, раскалываясь на куски. Мой рухнул в тот момент, когда я впервые увидела Марка.
Рухнула и я в прямом смысле этого слова. Можно было, конечно, все свалить на гололед, но нет, просто смотреть необходимо было себе под ноги, а не глазами стрелять по сторонам.
Зима тогда выдалась снежная, морозы стояли сильные, а дворник халтурил. Ребята за неделю накатали небольшой участок, утрамбовав снег, и после занятий, как малые дети, с разбега плюхались животом на скользкую поверхность и с визгом катились вперед.
Ночью снежок припорошил этот идиотский участок, а с утра я в замшевых сапожках на шпильках и на полусогнутых ногах пробиралась к институту. Впереди шли парочки, о чем-то воркуя, а перед самым моим носом плелся Марк. Я тоже не будь дурой пристроилась и, держась в нескольких метрах поодаль, кралась за ним.
И когда оставалось совсем немного – случился главный конфуз, который Разумовский мне припоминал последующие два года.
Поскользнулась, начиная заваливаться носом вперед, инстинктивно выставила руки и… случайно, честно, случайно ухватила Разумовского за ремень брюк, приземляясь на собственные колени. Между прочим, было больно.
– О, какие люди, – поворачиваясь ко мне, громко рассмеялся Марк. – Я тоже тебя рад видеть, не настолько, конечно, чтоб падать ниц, но… Слушай, слушай, посадка вроде прошла не особо мягко, но ты цела. Будь добра, отпусти мои брюки, красавица, – вцепился Разумовский в свою штанину, пытаясь вырвать ее из моих окоченевших пальцев, – на нас смотрят, – процедил он сквозь зубы.