Едва до мальчишки доходит, что ним приключилось, с душераздирающим криком он бросается бежать в сторону родного дома. Он мчится по пыльной дороге и орет не своим голосом. Следом, как стайка испуганных воробьев, врассыпную убегают перепуганные мальчишки, оставляя в полном одиночестве посреди опустевшей деревенской улицы отчаянную щупленькую кроху.

Так она и стоит, маленькая девочка с развевающимися на ветру темными волосами, крепко сжимая в руке окровавленный осколок. В суженых щелочках глаз пляшут огоньки недетской ярости и злорадства. Ей ничуть не жаль покалеченного мальчишку. Если честно, то ей вообще не жаль никого на белом свете. Даже больше – она ненавидит в этом мире всех, в том числе и себя. Хотя… всё же нет. Есть один человек, который ей дорог. И это не мать. Это ее родной брат. Единственный человек, которого она любит всем сердцем, преданно и самозабвенно. Да что там говорить, она чувствует себя с ним единым целым, единым и не разделимым во всем. Только он один, понимает ее до конца, только ему она может доверить свои самые сокровенные тайны. Только ему…

Внезапно лицо девочки начинает меняться. Под тонкой нежной детской кожей появляется едва различимая глазу мелкая рябь быстрых и хаотичных мышечных сокращений. Они все усиливаются и усиливаются, постепенно превращаясь во множественные тики. Со стороны это выглядит так, словно ребенок намеренно гримасничает, строя кому-то страшные рожицы. Однако вскоре всё прекращается, и детское личико застывает в неком подобии гипсового слепка.

Она стоит недвижима. Но вот щупленькое тельце вздрагивает и его начинает бить мелкая дрожь. Девочка обхватывает себя за плечи, пытаясь ее унять, склоняет голову и присаживается на корточки. Так она сидит с минуту. Когда же, наконец, она поднимает голову, то выражение ее взгляда уже совершенно иное. Это больше не прежняя дикарка, что до смерти перепугала деревенскую детвору. Это робкая и неуверенная в себе кроха, испуганно озирающаяся по сторонам и пытающаяся понять, как же она здесь очутилась.

Девочка с недоумением смотрит на зажатый в руке осколок бутылочного стекла и в замешательстве подносит его к глазам. Она видит сверкающие острые грани, перепачканные алой кровью. Видит красные брызги у себя на руке… Она смотрит на них, не в силах вспомнить, что с ней приключилось всего пару минут назад.

Когда же память к ней возвращается и до нее с ужасом доходит, что она натворила, в кукольных ярко-зеленых глазах появляются слезы. Пухлые губы начинают мелко дрожать, правая щека истерично перекашивается, а рот широко раскрывается… Кажется, еще секунда, и раздастся оглушительный детский рев.

Но этого не происходит.

Вместо этого она встает во весь рост и вытягивается в струну, чем начинает напоминать натянутую тетиву лука. Издав тихий рык-стон, она бросает взгляд на окровавленное стекло. И он снова другой. На этот раз в нем горит нездоровое любопытство, а в бездонно-черных расширенных зрачках начинают кружить хоровод тысяча крохотных чертиков.

Девочка осторожно подносит стекло ко рту, высовывает язык и… пробует кровь на вкус.

***

И как всегда на этом моменте он просыпается с громким криком.

«Нет! Не надо! Не делай этого!!!» – разносится по квартире истошный мальчишеский крик.

Вскочив с постели с широко раскрытыми от страха глазами, парнишка лет пятнадцати оказывается посреди комнаты стоящим босыми ногами на старом ковре. Он судорожно пытается сообразить, где находится.

Худой и нескладный, он тяжело дышит, хватая воздух ртом. На лбу видны крупные капли пота, а его кисти и пальцы мелко трясутся.