Под утро Гулябкину приснился сон: он падает с горы, заросшей дикой ежевикой, и с окровавленными руками вновь оказывается в холодном колодце со стенами, уходящими в небо с тучами, где наверху образовалось подобие лица какого-то существа, строившего пленнику гримасы. Пленник встал на четвереньки и стал бодать головой каменную стену, за которой, как ему казалось, и начинался рай знаменитой Шамбалы. Бодание головой принесло свои результаты. В колодце вспыхнул свет. Пленник сначала от него зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел каменное лицо жены и её сжатый кулак с клочком бумаги пред своим носом. Свирепое лицо прошипело:

– Тапки кончились, появилось другое… Это что? – женщина сунула под правый глаз мужа записку.

Иван пошевелился, простонал, прищурился двумя глазами и прочитал: «Ваня, не забудь позвонить по этому телефону. Твоя муза Ира».

– Не помню такую, – прохрипел Ваня.

– Теперь прочитай это, только вслух, – женщина сунула другую записку под левый глаз мужа.

Муж прищурился и с тяжёлым дыханием прочитал:

– «Ваня, эта записка с моим номером телефона напомнит обо мне. Твоя Милана».

– Не помню, происки врагов, – пошевелил ногами Ваня, трусы у которого были надеты наизнанку, после чего подозреваемый поспешил оправдаться: когда идёшь от Феди, проходишь речку и, чтобы быстрее протрезветь и попасть под твой бочок, я, очевидно, побарахтался в воде. Ну и, как следствие, трусы оказались на мне в таком виде. Что касается записок, то, как бы ты поступила на месте женщин, которые были безжалостно отвергнуты мною? и, как следствие, последовала их месть в виде компромата, доступного сейчас тебе.

– Вот я смотрю на тебя и думаю: или ты совсем дурак, или меня за дуру держишь, либо в твоих словах всё-таки есть доля правды? – женщина подняла руки кверху, тем самым приподняв коротенький халат до неприличной высоты, – небеса, ответьте мне на эти вопросы!

– А что тут отвечать, – Иван привлёк к себе жену и оказался под ней, – ты для меня единственное действенное похмелье, заодно сейчас убедишься, сохранил ли я силы для тебя, а на записки и трусы не обращай внимания, чего по пьянке не бывает. Кстати, я собираюсь почти полностью завязать со спиртным. И в моих словах не только доля правды, а почти вся правда, часть которой, правда, я не помню. Прости, дорогая!

– О, Господи, избавь меня от страданий, – женщина сбросила с себя халат и с неистовой силой стала мстить тем, кто написал мужу записки, и, возможно, снимал трусы…

После завтрака с томатным соком Иван поднялся из-за стола и сказал:

– Пойду на балкон, соберу мозги в голове, а потом на объект к китайцам. Надо запрягаться по полной программе. Радуйся, наступает трезвый период в моей жизни. Почти. «Почти» я оставляю на всякий случай. Вдруг китайцы захотят выпить нашей водки.

– С твоим «почти» я мучаюсь уже почти двадцать лет, – заметила в печали Мариам.

– Ты не права. Радостного в нашей жизни было больше. Помнишь, я даже писал тебе стихи, – Иван с кружкой кофе вышел на балкон и сел там за столик.

Минут через десять на застеклённом дополнительном пространстве с видом на парк появилась Маша, которая ласковым голосом проговорила:

– Что-то ты, дорогой, замечтался. Не пора ли на работу.

– Да, пора. Я готов, – Ваня взял со стола лист бумаги и хотел было положить в карман, но тут же его перехватила женщина, которая, пробежав глазами текст, с настороженностью в голосе продекламировала:

Заглушу вином печаль,

А закатами страдания.

Превращу я сердце в сталь,

Ты не ходишь на свидания.

Наша ива над рекой

В муках стонов ожидания

Шлёт осеннею строкой