– И это все ты вскопал и посадил? – восхищенно спросила она у юного дракона.

– Нет, я бы столько не смог, это все Марина, я немножко ей помог, – он казался смущенным и даже расстроенным незаслуженной похвалой и Нани перевела разговор на другое.

– А как Маринин ребенок?

– Ой, мам, она такая смешная, пищит, дерется, а ползает как быстро, прямо не угонишься, – вместо Игнаши ответила дочь.

– Как это ползает? – изумилась Нани, – ей же сколько? Около двух месяцев вроде. Она только головку должна была научиться держать и то не факт. Это ты так шутишь?

– И ничего не шучу, – обиделась дочь, – иди сама посмотри, она и ходить пытается, только падает сразу, но не плачет, даже когда нос расквасила и то не плакала, такая отважная растет девчонка.

Разговаривая, они втроем стояли возле самого крыльца, вернее, двух корявых ступенек, заменяющих его. Удивленная Нани, размахивающая руками и говорливая Илька, молчаливый и сумрачный Игнаши. Марина же сидела на корточках рядом прямо на земле, в позе, которая любому человеку, кроме балаганного акробата, показалась бы страшно неудобной, но ей было комфортно. Дверь избушки как-то странно завибрировала, словно что-то, или кто-то навалился изнутри на нее, нехотя приоткрылась и в образовавшуюся щель пролезла растопыренная маленькая пятерня.

Пятерня утвердилась на пороге, за ней таким же манером появилась вторая, затем всклокоченная головка в огненно рыжем венчике волос. Голова была наклонена, лица видно не было, слышалось только громкое сопение. Все с интересом смотрели на это представление. Вот тельце ребенка вылезло наполовину и тут произошло неизбежное. Голова этого чересчур шустрого младенца была такой же, как и у всех обычных детей, то есть перевешивала все остальное. Девочка с оглушительным, но коротким воплем кубарем пересчитала обе ступеньки, мать даже не пыталась подхватить свое дитя, и приземлилась на траву. Привстала на четвереньки, покачалась на них и вдруг уверенно села, обратив к зрителям довольное личико, донельзя чем-то перепачканное.

– Гу! – сказало дитя, словно поприветствовало собравшихся.

– Ой, – обрадовалась Илька, – это она первый раз, а то все молчала, я думала, она как Марина, будет только телепаться, ну то есть это, телепаткой будет.

– Гу! – повторило дитятко, – подтверждая свои таланты, ударило ручками по земле, выхватило несколько травинок и высыпала их себе на голову.

Нани рассматривала ее во все глаза. С виду ребенок, как ребенок, головастый, руки, ноги в перетяжках, если только личико чуть приплюснутое, что выдавало происхождение от звероподобной матери. Шерсти нет, но и ребенок пока мал, неизвестно, как будет выглядеть впоследствии. В маленьких глазках виден ум, уже плюс. Мать его тоже далеко не дура, и по хозяйству все может и огород вон какой развела, и даже платье себе смастерила в виде мешка с дырками для головы и рук, но по ее виду заподозрить развитый интеллект трудновато, лицо почти сплошь заросшее волосом, и не лицо вовсе, морда.

Пока она подробно рассматривала поочередно то мать, то ребенка, что-то на поляне изменилось. Это изменение почувствовали все, даже Марина удивительно ловко поднялась с земли, не опираясь на руки и подхватив ребенка, прижала к себе, значит, ощутила угрозу. Но на первый взгляд все было также, ничего не убавилось, не прибавилось, и все же что-то не так. Ага, свет не такой. Солнечный свет словно померк, хотя светило все также равнодушно смотрело сверху, и никакое облако его не затмило.

Нани затравленно огляделась, не нравилось ей такая таинственность. Вот в кустах, окружающих лесную поляну, что-то белесое, полупрозрачное стало виднеться. Да это же туман. Туман-то туман, да не простой, какой-то нездешней жутью веяло от его краев, которые извиваясь словно щупальца неведомого чудовища, начали вползать на свободное пространство, просачиваясь сквозь ветки.