Но дома, увидев дочь, она смалодушничала, ничего не сказала ей, решила, что время еще есть. Через два дня столб черного дыма поднялся над хутором Аника, до него было уже меньше часа ходьбы, всего ничего. Паника в поселке нарастала, тем более, что посты придвинулись ближе и окружили почти кольцом. Брешь в кольце была только в сторону запретного леса, то есть, как раз в стороне дома Нани поста не было. Но зато теперь на всех постах воздвигли вышки для лучшего обзора. Пробраться было можно, но следовало это делать ночью или в сумерках и очень осторожно. Настала пора поговорить с дочерью.

– Мам, я тебя не брошу, ты что? Даже не уговаривай.

Весь день Нани так и сяк уговаривала строптивую девицу, та мало помалу поддавалась, наконец, порешили, что при первом же случае заболевания, девочка уйдет. Нани беспокоилась, как бы поздно не было, на вышках тоже не одни дураки, да распустехи сидят, но дочь успокоила, что пройдет в любом случае.

– И будешь сидеть у Марины, пока я за тобой не приду, поняла? Раньше ни за что не тронешься, обещай мне.

– А ты точно придешь? А вдруг что случится? – теперь встревоженной девочке уже не так безоглядно верилось в счастливый исход.

– Ты считаешь, что я могу тебя оставить? – посмотрела она в глаза побледневшей дочери.

– Нет, не можешь, я еще маленькая и ты меня любишь. А почему ты не хочешь со мной уйти? Пересидели бы в лесу, а потом вернулись, или даже насовсем там остались.

– Я не могу, ты же знаешь, я присматриваю за Калисией, ей без меня сейчас ну никак не обойтись.

Долго ждать не пришлось, уже следующий ночью кто-то стал скрестись в дверь дома. Нани еще не спала, словно специально ждала вестника черной беды. Открыв дверь она увидела при свете луны женскую фигуру закутанную в большой, теплый платок, хотя ночь была душной.

– Это я, Калисия, – шепнула фигура не приближаясь, наоборот, отступив еще на шаг, – свекор заболел, горячий весь, временами бредит. За тобой идти не велел, а я ослушалась, боюсь я, ой, как боюсь!

– У тебя ведь тележка есть? Смажь колеса, чтобы не скрипели. Сама уложить его сможешь?

– Он уже встает, сам в тележку ляжет, я его не трогаю, он запрещает, за маленького боится, – всхлипнула женщина, но в голосе уже пробивалась облегчение, словно то, что Нани берет ее проблему на себя, уже обещает благополучный исход. Не обещает на самом деле, надежды практически нет.

Пока соседка везла к ней на тележке больного, Нани успела разбудить, собрать и выпроводить дочь, даже постояла у ворот, послушала, все тихо, значит прошла Илька, змейкой по кустам проскользнула. И не артачилась совсем, то ли договор помнила, то ли сонная слишком была.

Потянулись тяжкие часы лечения больного, лечения в результаты которого не верили ни сам больной, ни лекарка. К утру картина синюхи выявилась полностью, все сомнения, что это что-то другое, скажем, какое-нибудь внутреннее воспаление, отпали полностью. Если верить единственной лекарской книжке, старой, затертой чуть не до дыр, которая случайно к ней попала, а не верить оснований не было, у этой болезни длительный скрытый период, но проявившись, она протекает весьма бурно.

Часа через два на коже в разных местах тела появились яркие синие пятна, которым болезнь и была обязана своим названием. Пятна на глазах углублялись, мокли, живая ткань тела распадалась и вонь стояла ужасная. Если до пятен Нани лечила только вливанием травяной укрепляющей настойки, то после появление пятен стала обкладывать эти места резаными листьями того самого, присоветованного змеем сорняка. Обкладывая, она считала поражения, после десятого пятен больше не появилось, и больной только что тяжко метавшийся и стонавший, вдруг уснул.