– Ах, лепота! – потянувшись, проговорил Альберт, наслаждаясь морозом солнечного утра. – А как хрустит, господа, как потрескивает снежок! Сейчас бы на охотку в лесок, ай-ты, Родина белоснежная! Ай, душа!

– Позовите нас к себе на дачу, Адольф. Мы же друзья, – возник Феликс, дивясь на друга, который, как мальчишка, с интересом вслушивался в хруст снега, ступая по нему из стороны в сторону. – У вас там разные диковинки бегают, можно пострелять.

– Ах да я, собственно, и не охотился никогда… – стыдливо отвечал мой голос.

– Так научим! – подскочив, залихватски обняв меня за шею, воскликнул Альберт.

– Ежели вы действительно хотите со мною куда-то поехать, то на том и договорились. Сегодня же прикажу лакеям готовить дачу, но все-таки оставлю вам пару дней на размышления… – отметил я, ощущая подступающую волну смущения и неуверенности от того, что чувствовал себя навязавшимся.

– Керр охотничье ружье для вас возьмет, – вставил Розенбах, умилившись на мое покрасневшее лицо. – А про баню все-таки не забудьте. Знаете, как хорошо после охоты проспиртоваться в жару и разгоряченным прыгать в снег?

Альберт заулыбался, но непонятно почему: то ли оттого, что описанное ко мне точно никак не относится, то ли ностальгически. Что ж, с тем мы втроем проследовали домой к моему отцу. Дорогой меж нами затевались самые разные обсуждения, но более всего меня повеселил Керр, неустанно шутивший над рысиным малахаем Розенбаха. То Альберт трепал его убор за хвост, то гладил против шерсти. Феликса это раздражало, так что Керр нередко получал по рукам. Порою Альберт давал мне отпить спирту из фляги для согрева. Сами же компаньоны, казалось, совершенно не замерзали. Керр даже снял перчатку со своей большой руки с белыми волосами и обтер без того покрасневшее лицо снегом.

При подходе к особняку Эдмонда де Вьена мы прекратили говорить и распределились. Пока Альберт шел впереди, а Феликс плелся позади, мельтеша длинными ногами, я все сильнее тушевался: «всегда ли они молчат, когда находятся вместе? Наверно, я здесь лишний, без меня они бы вели задушевные разговоры…». Но Керр, будто уследив ход моих мыслей, замедлил шаг и, поравнявшись со мною, принялся рассказывать о том, как он, будучи юнцом вроде меня, гонял бабушкиных жеребят по поместью. Рассказ вышел презабавный, от смеха я даже согрелся. Розенбах отказался заходить во дворец моего отца и, ссылаясь на страсть к морозу, леность от теплоты, остался ожидать на улице. Альберт ввел меня в переднюю под руку, чтобы я не поскользнулся на входе. Все могло бы обойтись тихо и без историй, но внизу нас поджидал старый князь в ночном халате.

– Ты снова был у Баринова! – слетая с лестницы, процедил Эдмонд де Вьен. – Сколько раз я твердил тебе не таскаться к нему?! Игрок, развратник, зависимый человек, скосивший на своем пути ни одного такого слабоумного, как ты! Говори, что пробовал у него?! Совсем с ума там посходили!

– Адольф был все время со мной и Феликсом Эдуардовичем в бильярдной, – спокойно вмешался Керр, смело глядя на моего отца. – Даю вам свое честное слово и ручаюсь за Адольфа, ваше сиятельство, князь Эдмонд Винсент де Вьен. В последнее время о вашем сыне ходит множество грязных толков, но все они являются лишь народными вымыслами пустых и мало обремененных голов сплетниц и бездельников.

– Я, разумеется, вам верю, ваше превосходительство, только слишком хорошо знаю своего сына.

– Раз знаете, то гордитесь нашим милым князем. Он у нас хороший. Разрешите идти?

– Прощайте, – пробубнил Эдмонд де Вьен.

– До свидания, ваше высокопревосходительство, до встречи, Адольф, – расслабленно проговорил Керр и, раскланявшись, вышел.