Приятное покалывание озарило грудь мою. Тогда я тихо повторил Мари те же слова, что некогда Державину. На это княжна усмехнулась и ласково продолжила:

– Тогда развлеките меня. В перерыве после третьего танца я буду ждать вас в моей комнате… она на втором этаже здесь, по левую сторону дворца. Вы сразу увидите дверь, она у картины Рафаэля. Приходите вовремя, нужно о многом говорить, не заставляйте ждать!

– Вы сильно рискуете!.. – ответил я шепотом. – Вы рискуете своею репутацией в глазах света. Еще понимаю, когда мы были у вас и никто не знал, но сейчас, в такой день, да у фон Верденштайнов! Не находите вы идею эту неприличной, émeraude?

– На все готова ради вас, mon cha-cha! – отвечала Аранчевская, похлопав меня по груди.

– Приду, только уберите руку, – покраснел я. – Ежели нас теперь заметят, то разговоры примут трагичный для вас оборот. К тому же, кажется, слышу шаги вашей тетушки, будьте осторожны! Ежели она увидит, руку вам откусит.

Когда Аранчевская отклонилась, Алекс развернулся всем корпусом в мою сторону и поглядел с презрением. Нахмурившись, я перевел глаза от него к сцене. В тот момент, пока Алекс чуть ли не поедал мое лицо, гневно пыхтя слегка заложенным, посапывающим носом, я оживлял приятное покалывание прошлых чувств и размышлял, как бы мне рекомендоваться к незнакомке, чтобы заставить Мари ревновать еще больше. Продумывая дело от и до, я настолько затерялся в мыслях, что не заметил, как действие на сцене спешно подошло к концу, и гости принялись расходиться на танцы.

Завидев мои пылающие глаза, Мария раскраснелась и затрепыхала веером, стараясь скрыть румянец смущения под маской духоты зала. Долго я не сводил взгляда с émeraude и точно питался ее чувствами. Грубо притянув племянницу за руку, г-жа Растопшина поспешила пристыдить ее и что-то яростно зашептала на ухо про меня. Выйдя со мною в коридор, Державин мялся начать диалог, всякая предполагаемая фраза, видно, выходила у него грубой, он боялся себя скомпрометировать. Собравшись с мыслями, тот все-таки начал:

– Вы уже кого-нибудь пригласили, Адольф, например, Марию Константиновну?

– Нет, но собирался, – ответил я. – Не мог раньше.

– Ах, неужели-таки не могли? Мария так любит вас, а вы ни во что ее не ставите! – ухмыльнулся Державин и, вобрав в легкие воздуха, вспомнил заготовленную фразу да выпалил: – День ото дня только и делаете, что лежите на диванах! Могли между лежаниями отослать записку княжне со всеми приглашениями, как и водится в нашем порядочном обществе, правда же?

– Слушайте, вы сегодня ядовитая змея, что с вами? – не стерпев, вскипел я, остановившись.

– Не нужно так резко останавливаться, господа спотыкаются об вас, – натянуто улыбаясь мимо идущей публике, схватил Алекс меня за руку. – Со мной чего? Со мной ничего. Это с вами чего, раз вы не считаетесь с честью женщины. Я вам как друг говорю…

– Это я вам как друг говорю, что вы сегодня вышли за рамки! Не стоит вам беспокоиться о чести моей женщины, – процедил я, дергая руку.

– Поверьте, о ее чести уж пекутся от верхов до низов!

– Из-за вашего визга мне заложило уши, – появился Баринов меж нами и, прилипнув к Державину, шепнул: – Поболтаем? Ты некстати разговорчив сегодня.

Проследив, как Мишель уводит Державина, я с важностью одернул фрак и зашагал в бальный зал, где удалось мне потанцевать с Мари.

После польского и вальса с Аранчевской я упорхнул в буфет, куда скрылась и незнакомка с семьей. Войдя в комнату, я вновь принялся раздавать поклоны и отвечать о здравии отца. В какой-то момент мой взгляд зацепился за деревенское лицо уточки. Оказавшись подле князя Степана Никаноровича Бекетова, недавно отошедшего от новой семьи, я просил, чтобы и меня тоже представили. Мать незнакомки зовут Уткина Анна Сергеевна, отца – Уткин Дмитрий Павлович, а саму барышню – Татьяна. До сих пор диву даюсь, каким образом не разразился смехом, когда узнал фамилию незнакомки, которую вот-вот сравнивал с уткой.