– Ведь это леди Одо оказалась одной из зачинщиц, а то, между тем, её дальняя родственница. Но недавно было нечто из ряда вон выходящее: леди Фина Луаза на вечере Луазов и Одо пришла, не потрудившись сделать должной причёски. У неё были как бы распущенные волосы, которые сплетались в косу лишь ниже плеч. И ещё на платье был вырез… Вот такой! – Катрана провела рукой от горла до углубления между грудями. – Узкий, но, как сказала мне леди Тима Одо, можно было видеть край корсета!

Валь прикрыла рот ладонью и покачала головой. Интересно, как женщине не страшно, если хотя бы не стыдно, приходить в таком виде к змеиным дворянам? Она поддержала тему доверительным замечанием:

– Я слышала, леди Фина уже однажды отличилась, когда на летний бал явилась с голыми руками. Её плащ прикрывал самые плечи и продолжался до самого пола, но руки были видны постоянно, ведь она бралась за плечо кавалера и выделывала различные па!

– Да, но теперь-то вот что началось! Сэр Тристольф Окромор, который с нею помолвился год назад, после её появления с декольте выразил сомнение, что свадьба может состояться! – воскликнула Катрана, а Валь тут же замахала руками. Кондитерская как раз принадлежала их роду, и хозяин мог неприятно удивиться, узнав такие истории о господине. Если уже не знал, конечно. Катрана испуганно спряталась за веером, а Валь неслышно рассмеялась. Хотя ситуация была жуткая. Ещё бы – позорить столь древний род, как Луазы, да ещё и поставить под сомнение помолвку…

– Это ужасно; но неужели она не видела, к чему ведёт её распутство, – пробормотала Валь. – Вот я помню, что однажды было нечто подобное. Какая-то леди из Умбра, кажется, лет десять назад – или даже раньше – она что-то такое сделала, что её жених отрёкся от неё. Я маленькая была и не помню подробностей. Но помню, как меня напугал сам факт того, что такое возможно.

– Жуть!

– А ещё, если мне не изменяет память… леди Сульир, да упокоит её Схолий, когда-то решила нарисовать портрет с их смертозмеёй. На этом портрете сама змея лежала у неё на плечах, а её хвост…

– …уходил к ней в декольте?

– Да, вот тут, сбоку! – Валь показала на себе, но затем, под смех подруги, спешно смахнула с себя этот постыдный намёк. – Говорят, генерал Сульир был так взбешён, что портрет этот выкидывать не стал, но специально велел повесить его в спальне жены. А художнику пришлось вообще уехать с острова!

– Катастрофа…

Это можно было обсуждать бесконечно. Скандалы прошлого, будущего, изменения моды на рюши и планы на летний отдых. И впервые Вальпурге казалось, что она наконец обрела ту легкомысленную часть жизни, которую до этого для себя закрывала.

На следующей неделе, в начале ноября, состоялся первый выезд Вальпурги «в поле». Верхом на Голубке она рассекала море отцветшей осоки и пушицы, и тёмные тучи неслись над горизонтом гор быстро, как спасающийся бегством уж. Конь был одет в высокие кожаные ногавки: они защищали его от венчиков копыт до колен. Любая дворянская лошадь выходила в дикую местность только так. Да и сама Валь выбрала высокие ботфорты и плотный плащ не только от дождя.

Змеи кусали всех, и дворян, и простолюдинов, и местных, и чужих, и людей, и животных. Но была некоторая связь между тем, насколько верен был Змеиному Зубу человек, насколько он уважал змеиный род и насколько честно служил змеиному дворянству, и тем, как часто его кусали.

И насколько смертельно.

Высохшие к зиме стебли травы, сломанные и придавленные, образовывали круг, в котором лежал труп тарпана. Вороны уже выклевали бедолаге глаза, а его нос и уши объели вездесущие летучие змеи. Но падальщики не успели далеко зайти, потому что тарпан пролежал здесь всего одну ночь.