– Ма?

– Да, мой хороший? – она обернулась к нему, понимая, что ему тоже не даёт покоя то, что произошло.

– Ты не устаёшь? – неожиданно спросил мальчик. – Может, чёрт с твоими косами? Давай спать?

Валь благодарно заулыбалась и помотала головой.

– Нет, милый, мне утром будет в десять раз больше работы их разбирать, если я сейчас не доделаю.

– Ни у кого нет таких длинных волос, как у тебя. Может, тебе тоже укоротить?

– Нет, – снова покачала головой Валь. – Я из Видиров. И ты тоже наполовину Видира. Мы образец змеиной знати. Мы высокие, мы осанистые, мы белокожие, наши косы длиннее, чем хвосты питонов. Иногда это непросто, но мы должны гордиться образом, данным нам родителями и Богами.

– И поэтому у нас чёрные подушки?

– Считается, они помогают от седины, но по мне так они просто скрывают следы краски, если таковой приходится пользоваться, – откровенно ответила Валь.

Сепхинор примолк и ещё какое-то время наблюдал за методичными движениями её рук. Но потом пробурчал:

– Знаешь, сегодня все слушали Марсиля Луаза. Он рассказывал страшные выдумки. Про духов, схолитов и живых мертвецов.

Покосившись на него, Валь усмехнулась: она поняла, что маленький лорд скорее раздражён, чем напуган.

– Хочешь выйти с крыльца с сачком для стрекоз… и поймать для Хельги заплутавшего на нашем кладбище призрака?

– Я хочу какую-нибудь мистическую историю.

– Моя кормилица Софи любила такое, – вздохнула Валь и попыталась что-нибудь припомнить. – Она повидала множество странных и пугающих вещей на своём веку. Вот, например… До меня она нянчила ужасное создание. В семье, которой она прислуживала, далеко отсюда, за морем, родился как-то жуткий мальчик – наполовину зверь, наполовину человек. Днём он спал, по ночам бегал по дому, а потом, когда подрос, по саду. Всё с его появлением изменилось. Несчастья и беды постигли семью, их поместье сгорело, их поля перестали плодоносить, их скот заболел. Отчаявшись, обратились они к колдуну, и колдун сказал, что причина в мальчике. Он пришёл осмотреть его и сказал, что у него на ладошках не хватает одной складки – линии жизни. И он будет отнимать человеческие жизни одну за другой, становясь все меньше похожим на чудовище, пока эта линия наконец не проявится. Но когда чародей сказал это, его неожиданно хватил удар, и он умер прямо в доме этой семьи. А мальчик-зверь перескочил через его тело и убежал в лес. И с тех пор бродит по миру, навлекая горе на всех, кого увидит, чтобы забрать их жизни и обрести то, чего был лишён с рождения.

Сепхинор застыл под одеялом с широко раскрытыми глазами, и Валь, отвернувшись, неслышно рассмеялась.

– В следующий раз моя история будет самой жуткой, – наконец признал Сепхинор. – Заснуть бы теперь самому.

– Я с тобой, – заверила Валь. – А монстр этот – далеко, за морем, и никогда сюда не доплывёт через солёную воду.

Наутро к завтраку опять явились лорд Герман и леди Дала. И их свинцовый взгляд без конца укорял жену, что выставила мужа идиотом на публике, а сам муж пространно нудел о том, как тяжело жить в семье, неспособной считаться с его мнением.

Опять оставалось лишь делать вид, что всё в порядке.

– Я сожалею, но у меня сегодня болят колени, и я поэтому попробую принести пользу общему делу как-то по-другому, – соврала Валь, когда леди Дала поинтересовалась, ждать ли её сегодня в морге.

– Общее дело таким образом не сдвинешь ничуть, – проворчала старуха, кутаясь в свою всё более и более ветхую шаль. Она была всё ближе к тому, чтобы прямо назвать невестку бездельницей.

«Да, но кто-то же должен спасать нашу репутацию», – сердито отвечала ей Валь в своей голове. Она надела простенькое, но очень уместное для дождливого октября бурое платье оттенка известковой глины, чёрную шляпку с песочной лентой, прихватила с собой Сепхинора и зонт. И отправилась к перекрёстку ожидать почтовый экипаж, чтобы поехать в Брендам.