– Наверное, барон постеснялся бы вам сказать напрямую, но для него было бы большой честью поработать в вашем фамильном склепе. Сейчас приходится делать столько надгробий, но для Одо он давно хотел бы оформить что-то куда более серьёзное, чтобы почтить давнюю нашу дружбу и ваших уважаемых родителей.

– Мы чрезвычайно почтены вниманием семьи Моррва, – склонил голову седой виконт Венкиль. Седым его, правда, можно было назвать лишь по меркам змеиной аристократии: его вороные волосы приобрели цвет мокрого базальта, и светлые волоски казались инеем на поверхности длинных локонов. Гладко выбритое, как и у всех уважаемых дворян, лицо сохраняло благородные черты даже в столь преклонном возрасте и не оплывало, как у иных любителей земных удовольствий. – Уверен, леди Одо со мной согласится. Не так ли, дорогая?

Финнгерам, беседующим с леди Кромор, Валь невзначай сообщила, что Моррва теперь задыхаются от количества желающих заказать памятник. И, создав интерес, исчезла, чтобы куда более обходительно предложить Луазам, хозяевам мероприятия, услуги Глена и Германа всего лишь за двести иров в честь старой дружбы. Она знала, кто может заплатить больше, а кто меньше. И знала, кто действительно печётся о величии своего рода в мире ином, а кто просто не захочет отставать от остальных. Она обошла практически всех, когда увидела, что Глен резко вырвался с террасы и побежал вниз по ступенькам.

Вслед ему раздалось несколько гневных криков, и сам он, тоже, разогретый алкоголем, рявкнул что-то грубое в ответ джентльменскому обществу. Всё это – на глазах наслаждающихся закатом аристократов. То есть, всего приличного общества Брендама.

Сердце у Вальпурги упало. Она подобрала подол и чуть ли не бегом пронеслась по траве, чтобы перехватить Глена внизу лестницы. Помутнённые глаза барона блестели бешенством, и она с трудом смогла задержать его. Она ловко остановила его шаг, обняв его и преклонив его голову к своему плечу.

– Мой дорогой, мой хороший, – зашептала она, гладя его по вороным волосам. Мысли, догадки и стенания спутались в шерстяной клубок в её душе. – Не спеши; если ты хочешь домой, мы должны ещё забрать Сепхинора.

– Я говорил, что не надо было ехать сюда, – процедил Глен. Он преисполнялся жаром гнева, будто древний вулкан в Доле Иллюзий. – Опять из-за твоей упертости это происходит!

«Да будь ты проклят», – подумала Валь. Она уже не могла унять ненависть в душе. Снова он перебрал и с кем-то решил схлестнуться среди других таких же пьяниц. И испортить всё, что она пыталась наладить долгими дипломатическими беседами!

Только бы на них перестали смотреть.

– Подожди нас у катафалка, – взмолилась она. – Я заберу Сепхинора, и мы уедем. Прямо сейчас. Обещаю.

– Конечно, уедем. И поторопись, – прошипел Глен, вырвался из её рук и пошёл, сердитый, к конюшням.

В чём-то он был прав. Его вообще нельзя было показывать приличным людям, особенно в выходные. Валь вся кипела от ярости, но ей пришлось вежливо объясниться с хозяевами, что барон притомился и хочет вернуться домой.

Чтобы работать над стелами, статуями и надгробиями, конечно же! Не все свидетели этого безобразия решат, что Моррва потеряли достоинство, но слух о негодном поведении Глена точно дойдёт до тех, кто должен был вложить основные суммы. Повлияет ли это на их решение? Опять теперь не спать и гадать, думая, что о них толкуют на чаепитиях и семейных встречах!

Она не разговаривала с мужем до конца дня и позволила Сепхинору, подавленному скандальной обстановкой, спать сегодня с ней в её комнате. Оба одетые в белоснежные хлопковые ночные рубашки, они казались двумя приведениями, пока готовились ко сну. В итоге Сепхинор завалился носом в чёрные подушки, и Валь затушила свечу, чтобы не мешать ему засыпать. А сама принялась распускать свою змеиную косу: сложный гребень, который она подняла на макушке, тянулся хвостом вниз до самых колен. Длинные волосы были и привилегией, и обязанностью островных дворян. Каждый вечер она распускала причёску и вновь сплетала на ночь, чтобы наутро пряди не спутывались и оставались волнистыми. Она сидела, вслепую перебирая локоны длинными пальцами, и наконец Сепхинор шепнул ей: