– Мда. Ну, па-то хотя бы гроб сколотить может, он и змеятник недавно починил.
– Да, твой папа умелый плотник, – кивнула Валь. – А дед Герман – каменщик. Они честные труженики.
– Выходит, лучше б им иметь нотариальную печать, – меланхолично заключил маленький лорд.
В лавке Сизы, немолодой рендритской жрицы, Валь всегда брала столовые специи, басму и усьму, сборы трав от головной боли и от кровотечений, для успокоения нервов и для хорошего сна. В этот раз на полках у неё было почти пусто. Она охотно насчитала баронессе трав, бутонов и листьев для настоек и чая, но когда дело дошло до басмы, дала ей лишь небольшую склянку порошка.
– Это всё, что у меня нашлось, – вздохнула Сиза. Распущенные, как у всех рендриток, её волосы были неопрятны и спутаны. – Я помню, что тебе надо отложить, как только будет поставка, но теперь жди этих кораблей с юга. Все боятся выходить в море.
– Да будь оно неладно, – всплеснула руками Валь. Она сложила к бумагам свои покупки, и они с Сепхинором прогулялись до булочной. Потом засели на набережной, глядя, как блестят волны, и ели пирожки с моченой брусникой.
Труппа бродячих музыкантов играла рядом с фонтаном в виде двух сплетённых кобр. Звучали задорная лютня, бойкая скрипка и, конечно же, неизменно виртуозные островные флейты – вистлы и свирели. Артисты не стеснялись исполнять по кругу одни и те же танцевальные мелодии, но потом вдруг перешли в минор. Прислушавшись к музыке, Валь тихонько промычала себе под нос:
– Зов не погаснет, зов не утихнет.
Подчиняйся ему, отдавайся ему.
Остров воззвал, на страх твой, на гибель.
– Это пение Дола? – догадался Сепихнор.
Валь кивнула. Загадочный и монотонный напев нравился ей в детстве. Но потом стал символом разлуки.
– Ма, – Сепхинор перестал болтать ногами и коснулся её рукава. А затем проникновенно взглянул ей в глаза. Его лицо, уже такое породное, видирское, даже в столь юном возрасте казалось лишённым детской наивности. – Почему лорда Вальтера считают мёртвым, если он просто ушёл в Дол?
Со времён последней встречи с отцом любое упоминание о нём обычно ввергало Вальпургу в тоску. Но теперь ей было наконец спокойно, будто бы она примирилась с мыслью о том, что его нет. И хотела, чтобы Сепхинор на её примере с достоинством принимал факт смерти. Она с готовностью объяснила:
– Дол Иллюзий – это как бы… врата в иной мир для самых избранных детей Великого Аспида. Таких, как твой дедушка. Ещё при жизни он был из тех немногих, кто прошёл пятое испытание ядами, которые теперь уже и не проводят даже. При его правлении остров отвечал нам взаимной любовью, и почти никого не хоронили от змеиных укусов. А потом Змеиный Зуб позвал его. Он стал беспокойным, забрал нас с мамой из замка в Девичью башню и передал дела брату, а сам много занимался змеятником. Пока однажды утром, на самом рассвете, когда я сидела в гостиной, читала и делала вид, что просто рано встала, а не просидела там всю ночь, он спустился из спальни, одетый в походное. Поцеловал меня и ушёл, и его Кобран уполз за ним. Так я оказалась последней из нас, кто его видел. А рендриты из Дола потом дали нам знать, что он упокоился там, в никогда не остывающей земле Дола, принятый Аспидом с улыбкой на устах. Но не бойся, малыш; умирать всем приходится, просто мы стараемся об этом не думать. Жизнь в том и заключается, чтобы забывать о смерти. А такими, каким был его светлость Вальтер, рождаются очень немногие, и они будто бы не чувствуют разницы между нашим миром и иным. Не боятся. Поэтому они особенные. Рендр никогда не будет требовать от тебя прийти к нему и умереть, он взывает лишь к тем, кто к этому действительно готов и хочет этого.