Он не пожилой, поняла она. По крайней мере, не СОВСЕМ пожилой. Просто усталый.

– Вы не из Костромы? – неожиданно спросил он.

– Нет, – ответила она, немного растерявшись. Улыбка, обязательная для её профессии, сбежала с губ.

– А откуда?

Она могла не отвечать. Были приёмы, позволяющие стряхнуть с себя такие вопросы-цеплялки, поступавшие иногда от пассажиров с целью привлечь её внимание. Но сейчас к ней не пытались клеиться. Просто этому некрасивому мужчине почему‑то было важно узнать, не из Костромы ли она. Его сосед, сидевший у иллюминатора, тот самый молодой человек в очках с ноутбуком, недоумённо посмотрел на спрашивающего.

– Из Сибая, – ответила она.

– Это где?

– За Уралом.

– А‑а, – чуть разочаровано протянул мужчина. Искры вспыхнувшего было интереса в глазах погасли, он опустил голову к столику. Неожиданно она почувствовала обиду.

– Не забудьте зафиксировать столик.

Он молча кивнул. Она прошла дальше по проходу, немного выведенная из душевного равновесия. Посмотрела оставшихся проблемных пассажиров и заняла место у заднего аварийного выхода.

Старшая бортпроводница начала предполётную лекцию про кислородные маски и прочие премудрости воздушной безопасности. Пассажиры, большинство которых летало уже не первый раз, слушали невнимательно. Молодой человек в очках что‑то говорил своему соседу. Их кресла были за два ряда до неё. Она видела губы говорящего и половину чуть наклонённой в его сторону головы. Значит, они знакомы, вместе летят. Странная пара.

Инструктаж кончился. Послышался шум заработавших двигателей, и корпус самолёта пронзила лёгкая дрожь. Свет в салоне погас, стальная птица, мягко качнувшись, начала движение по взлётно‑посадочной полосе. Света сидела в небольшом отсеке рядом с тележками с едой, которую предстояло разогреть на второй час полёта, и рассеяно слушала болтовню Юльки, коллеги по экипажу. Та, непосредственная и смешливая, громким шёпотом рассказывала ей про одного ухаря, который якобы случайно положил ей руку на ногу, когда она проходила мимо. Света улыбалась, кивала в такт головой, а сама ждала момента, когда шасси оторвутся от земли и лёгкая перегрузка вдавит в кресло. Это ощущение она помнила по своему первому полёту в Анапу, и оно до сих пор наполняло её душу восторгом, который она испытала некогда шестилетней девочкой.

Перегрузка привычно навалилась сверху, на пару секунд томительно захватило дух. Самолёт дрогнул и взлетел.

Когда нужная высота была набрана, последовало голосовое сообщение о возможности отстегнуть ремни, продублированное по‑английски. Свете, чье произношение путём неимоверных усилий было поставлено практически безупречно, всегда смешил говор капитана. Тот был родом из Ростовской области, земляк Романа, и малороссийское произношение, вытравленное из его речи на русском, вовсю сквозило в «инглише». Слушая, казалось что у говорящего во рту горячая картошка. Иностранцам, для которых английский был родным, впрочем, нравилось. Неоднократно ей доводилось слышать смешки и фырканье, но все вроде всё понимали. Однажды её остановила очень строгая и чопорная старушенция и спросила – не австралиец ли их капитан, такой у него интересный акцент. Тогда она нашла в себе силы вежливо улыбнуться и заверить дотошную путешественницу, что командир из России. А потом они с девчонками долго хохотали над вопросом. Женские языки разнесли эту историю по всей компании, и с тех пор за капитаном Глушко прочно закрепилось прозвище «австралиец».

Пассажиры потянулись к открывшимся туалетам. Одним из первых был сосед человека, спрашивавшего её про Кострому. Бросив взгляд вдоль прохода, Света увидела, как задавший ей странный вопрос мужчина растирает ладонью грудь. Потом рука его нырнула в карман расстёгнутого пиджака и вытащила оттуда пачку таблеток.