С этого мгновения началась непрерывная залповая стрельба с обеих сторон, и вскоре пороховой дым стал столь плотным, что противники уже не видели друг друга. Передний ряд русских пехотинцев вел огонь с колена, второй ряд – стоя, с плеча. Погибших тут же заменяли новые солдаты. Страшный рев и густой черный дым «шуваловских» единорогов перекрывал всю остальную канонаду…

Прорвавшихся на вершину холма гренадер Фридриха встречали в штыки, сходились в рукопашной… Брошенные на подмогу новобранцам Голицына пехотинцы генерала Панина скоро растаяли в пороховом дыму…

Все смешалось…

Дрались один на один, жутко, остервенело. Это уже была не классически выверенная битва, а примитивная резня. Никто не хотел уступать, никто не просил пощады. Ее попросту не давали. Прусский король перед боем приказал не давать русским пардону. Они ответили ему тем же…

Вот все и «наматывали всем кишки на штыки»!

Плотно ложившиеся на Мюльберге прусские ядра почти не знали промаха, сражая как чужих, так и своих, превращая в «свежий фарш»…

Когда наконец отборные потсдамские гренадеры овладели позициями левого, наиболее слабого русского фланга, то установили там свои батареи и начали губительный обстрел вдоль фронта русских. Пятнадцать русских батальонов были рассеяны, а 42 орудия – заклепаны. Командующий флангом князь Александр Михайлович Голицын получил тяжелое ранение и выбыл из строя еще задолго до конца сражения. Остаткам русских пришлось отступить так, что деревня, находившаяся до битвы посередине их войска, оказалась позади пруссаков. Ближе к вечеру прусские войска овладели всеми левофланговыми русскими батареями (то ли 70, то ли 80 пушками; данные разнятся) и захватили 5 тыс. рядовых в плен.

Фридрих, только-только получивший радостную весть от принца Фердинанда Брауншвейгского о столь важной победе последнего над французами при Миндене, сделал ответный ход! Уже не сомневаясь в своей победе над русскими, он послал гонца в столицу и брату Генриху с радостной вестью. Но он явно поторопился: русская армия «пошатнулась, но отнюдь не упала».

Жара и продолжительный изнуряющий бой сделали свое дело, прусские войска устали до изнеможения. К тому же, Салтыков сумел-таки развернуть свои войска, сидевшие на холмах, словно на жердочке, поперек фронта и под шквальным огнем переброшенных на новые позиции прусских батарей отражать атакующего через овраг Кунгурд неприятеля.

Более того, главное уже было сделано.

Принявшие основной удар прусской армии и раздавленные численным превосходством полки новобранцев Голицына выполнили свою трудную роль: стойким сопротивлением – они мужественно гибли целыми шеренгами – измотали наступавших.

Оставшиеся в живых, отошли на центральный холм под защиту еще не вступавших в бой гренадер Румянцева. Атакуемым с фронта и с левого фланга, им предстояло выстоять.

Условия местности на левом фланге русских (болото за их спиной) не позволяли прусскому королю ввести в дело свою кавалерию и закрепить успех. К тому же, стремясь с фланга разрезать и, без того узкий, боевой порядок русских, Фридрих сильно сузил фронт атаки и его пехота из вымуштрованных ровных линий сбилась в глубокую колонну. Как потом «отчитывался» перед своей государыней Салтыков «сделав из своей армии колонну, устремился всею силою сквозь армию Вашего Величества до самой реки продраться». Это оказалось очень невыгодно для нее.

Во-первых, в колонне она не могла использовать большую часть своих ружей, а скорострельная стрельба всегда была самой сильной стороной наемной прусской пехоты.

Во-вторых, большие толпы прусской пехоты скопились в овраге, штурмуя центральные позиции русской армии, и теперь их истребляли смертоносным огнем мортирных бомб «шуваловских» единорогов, «швырявших» «горящие» снаряды через головы своих солдат. В их задачу входило уничтожение моста между озерами и поджог деревеньки Кунерсдорф.