– Как он? – отхлебнув с протянутой ложки бульон, поинтересовался Нетребин-старший.

– Ты же знаешь дядю Мишу, вечно веселый и энергичный. Вот нас сюда привез. Хотел к тебе зайти, но не пропустили, сказали, слишком много посетителей нельзя, – соврал Толя. – Так что теперь он ждет, когда тебя выпишут, и обещал показать какое-то интересное место.

Покормив мужа, старушка аккуратно вытерла его губы и стала складывать принесенные кастрюли обратно в сумку.

– Уж и не знаю, когда меня выпишут, – отец с грустью посмотрел на сына. – Сил нет…

– Откуда им взяться сразу после операции? Несколько деньков полежишь, восстановишься, а там и домой. Дома быстро на ноги встанешь, – Толя неестественно рассмеялся.

– Да, дома не полежишь, – Алексей Филиппович повернулся к жене. – Том, как ты там? Тяжело хозяйство одной вести?

– Да все хорошо, Алешенька. Что там тяжелого? – убедительно солгала она. – Дрова наколоты, сарай почищен… Не волнуйся.

– Я помогу маме. На работе взял отгулы, так что за хозяйство не переживай. Ну а там и тебя выпишут, – вставил Толя.

Отец одобрительно взглянул на сына и легким движением позвал придвинуться:

– Сынок, береги мать… Глупо мы с тобой поступили… Я сильно скучал. А на мать не обижайся, она ни при чем. Ей всегда хотелось, чтобы мы помирились… Это я, дурак упрямый… Прости…

У Анатолия помутнело в глазах, а ком в горле перекрыл дыхание. Он понял, что сейчас даст волю эмоциям, а потому, собрав волю в кулак, прошептал:

– Пап, это я виноват. Ты был абсолютно прав, когда назвал меня безалаберным. Мне надо было слушать тебя, а не играть обиженного… Так что ты у меня самый мудрый и хороший…

В дверь заглянуло девичье личико в белом колпаке:

– Товарищи посетители, время вышло. Прошу покинуть палату.

На прощание сын крепко обнял отца, а на выходе, подмигнув, напомнил:

– Готовься к рыбалке.

Грустно улыбнувшись, Алексей Филиппович утвердительно кивнул, и только сейчас Толя заметил, как по отцовской щеке стекает слеза…

Не дожидаясь, пока мать попрощается с отцом, он выскочил на улицу и, схватив ладонью горсть свежевыпавшего снега, обтер лицо. Остудив, таким образом эмоции, Толя направился к уазику.

– Ну как там Филиппыч? – поинтересовался дядя Миша.

– Совсем слабый… Даже не знаю, что будет…

Всю дорогу в салоне стояла тишина, и никто не пытался ее нарушить. Даже дядя Миша, не проронив ни слова, безотрывно следил за дорогой. Анатолий же, смотря в боковое окно, не видел погружающиеся в сумерки пейзажи, а видел болезненное лицо отца с переполненными горечью глазами. Потом на память пришел злосчастный «12-й дом» и всякая астрологическая чушь, начинающая угрожающе сбываться…

На улице совсем стемнело, когда уазик въезжал в деревню.

– Спасибо, дядь Миш. Выручили. Не знаю, как бы мы управились без вас, – пожимая руку «бывалого охотника», поблагодарил Толя.

– Да о чем речь?! Обращайтесь, если понадоблюсь.

Войдя в дом, мать и сын устало опустились на стулья у обеденного стола. В комнате было темно, но свет никто не включал, и только догорающие угли в печи, изредка вспыхивая, освещали комнату.

– Ну что, сынок, надо бы и нам покушать, – после долгого молчания произнесла мать и включила свет. – Что будешь? Есть пирожки, супчик…

– Без разницы, – рефлекторно зажмурившись от яркого света, сухо ответил Толя. – Мам, есть что-нибудь выпить?

Женщина понимающе посмотрела на сына:

– Сама бы с устатку выпила… Но откуда выпивке взяться? Нечего теперь праздновать… Хотя…

Старушка, с трудом согнувшись, заглянула за старенький обшарпанный буфет и, кряхтя, вытащила оттуда бутылку с жидкостью.

– Есть. Это я еще по осени от отца самогон прятала. Будешь?