Честно сказать, у Пашки имелись ключи от тещиной квартиры. Мало ли что может случится с пожилым человеком – сердце там прихватит или инсульт разобьет, а не хотелось бы в таком случае портить хорошие двери и ломать замок.

Двери в тещиной квартире были дорогие, добротные. Зачем же крушить и ломать, когда можно по-человечески, при помощи ключа открыть.

Пашка и открыл и уже с порога понял, что плохи дела.

Где-то в темноте просторной квартиры тонко и безнадежно голосил Вовка. Голос у сына был тоненьким-тоненьким, испуганным до хрипоты и Пашке стало не по себе. Страшно стало Пашке, до усрачки.

Теща не любила темных помещений и всегда оставляла свет в прихожей гореть всю ночь. Не экономила на себе, любимой.

Сейчас света не было.

Пашка щелкнул выключателем, тот оказался на своем месте, прямо у двери, только руку протяни.

Свет не загорелся, а где-то в глубине квартиры послышались сдавленные звуки и какая-то возня.

– Вовка! – закричал перепуганный Пашка, пытаясь успокоить сына. – Это я, твой папа. Ничего не бойся, малыш, я уже иду.

И, натыкаясь в темноте на стулья и прочую мебель, Пашка рванул вперед.

Голос сына, его вопли – и, как только соседи не услышали криков ребенка? – раздавались из комнаты тещи.

Мария Сергеевна выбрала для спальни самую большую комнату, оставив для гостей ту, что поменьше.

Пашка едва не выбил двери, но потом опомнился и рванул ручку двери на себя.

Его глазам предстала страшная картина, картина, от которой кровь мгновенно застыла в жилах, превратившись в ледяное крошево.

Свет так и не загорелся, но в спальне Марии Сергеевны было светло.

Леденящий, мертвенно-бледный свет луны проникал сквозь тонкую тюль и заливал всю комнату потусторонним сиянием.

Маленький Вовка, сжавшись в комочек, сидел в углу, уткнувшись носом в забавного, пушистого зайца, которого Пашка и Милка преподнесли сыну на Новый год, в качестве подарка от деда Мороза.

Мальчишка прятал лицо в мягкой игрушке, искал спасения и голосил громко и протяжно.

С ужасом Павел заметил разбросанные детские тапочки, скомканную простынь и сбитые дорожки, по которым, словно бы, кого-то волочили.

– Так, Вовку и волочили. – похолодел перепуганный Павел. – Вытащили из постели, притянули в эту комнату, разбросав по дороге тапочки.

Но, кто?

Кто??

И тут он увидел это.

На тещиной кровати, навалившись на Марию Сергеевну всей своей массой, прыгало какое-то страшное, мохнатое существо, ростом с невысокого мужчину. Было оно крепким, кряжистым и таким волосатым, что у Пашки даже брови вверх поползли.

– Бомж! – мысли перепуганного зятя заметались, словно всполошенные птицы. – Теща с какой-то радости запустила в квартиру бомжа и он, напугав Вовку, набросился на нее, требуя денег. Ах, ты, гад!

Вполне житейская ситуация – подслеповатые, выжившие из ума старушки, очень часто впускали в свои собственные дома странных людей, иногда, очень опасных преступников. Как не тверди об опасности, как ни предупреждай, но, все равно, находится какая-нибудь доверчивая дура.

– Но, не Мария же Сергеевна! – возмутился Пашка, отмирая и бросаясь на помощь теще, которую терпеть не мог. – Она не могла! Она же в здравом уме!

– Прочь! Пошел прочь! – заорал Пашка, отодвигая в угол сына и хватая негодяя за космы на голове. – Немедленно отпусти её, слышишь!

Вовка, услышав голос отца, вцепился Пашке в ногу, вероятно надеясь на то, что любимый папочка, такой сильный и смелый, спасет его и бабушку от кромешного ужаса и злобного существа, напавшего на них из темноты.

Они мирно дочитали сказку о гадком утенке, затем Вовку поцеловали на ночь и пожелали спокойных снов, затем выключили свет, и бабушка отправилась к себе.