– Я не знаю, как их кормить. – совершенно растерянная Татьяна переводила беспомощный взгляд с галдящих уток на лохматого парня, который казался ей ужасно милым и немного смешным. – Я их кажется боюсь. Они такие жадные и громкие.
– Это просто. – парень пожал плечами и отломил от батона кусок. – Берёте и крошите. Вот так.
Он отщипнул кусочек, второй, третий, бросил уткам и рассмеялся, наблюдая за суматошной возней водоплавающих.
– Действительно. – Татьяна отщипнула от батона и уронила кусок булки в воду. – Просто. Они смешные.
– Ага. – парень взъерошил свои и без того лохматые волосы. – Они – смешные, а ты – очень красивая.
– Я? – девушка отступила на шаг от воды, покраснела и неловко пошатнулась. – Я? Красивая?
– И, грустная. – парень поддержал ее под локоток. – Всегда грустная. Я заметил. Ходишь к реке, как на работу. Одна. Вот я и решил, что..
Татьяна взглянула на лохматого незнакомца – ничего особенного. Обычное лицо, улыбка, карие глаза со смешинкой, уши, слегка оттопыренные и покрасневшие от ветра, взъерошенные волосы. Встретишь такого на улице и пройдешь мимо, не зацепившись взглядом.
Но, что-то цепляло.
Это лицо?
Этот голос?
Батон, купленный ради кормления уток?
Или, ради нее, Татьяны, которую парень назвал красивой.
– Михаил. – представился он, отпуская локоть девушки. – Смотри, им понравилось.
– Татьяна. – рассмеялась она, чувствуя, как ледяной ком внутри живота начинает теплеть и таять. – Да, они такие прожорливые.
Двое стояли на берегу, смеялись, кормили уток, наблюдали за тем, как желтые листья, словно горькие слезы деревьев, падают в холодную воду.
Где-то плескалась вода, били хвостом уродливые русалки, поджидающие жертву в струе мутного течения реки, довольно щурился водяной дед, разжиревший от обильного подношения.
Месяц закончился, луна обновилась и жизнь Татьяны наладилась.
Она больше не возвращалась на реку и не стояла на берегу.
Ледяные когти, терзавшие ее душу и тело, растаяли, растворились в тепле новой любви.
Она навсегда позабыла эту историю и ходила по улицам, без опаски и не оглядываясь
.
Ведь все самое плохое, что могло с ней случиться, осталось в прошлом.
Растворилось в холодной воде.
Призрак в окне напротив
Сегодняшней ночью, точно так же, как и во все предыдущие, Марина проснулась далеко за полночь. Рядом, в постели, сладко похрапывал муж, уткнувшись носом в подушку
.
Марина зябко поежилась – сна, как не бывало, а ведь завтра обычный рабочий день.
«Опять буду ползать, словно сонная осенняя муха, – широко зевнув, раздраженно подумала женщина. – ведь, не девочка уже. Хороший сон в моем возрасте просто необходим, как-никак, а на шестой десяток перевалило».
Лисицына Марина Анатольевна, слегка располневшая дама, пятидесяти двух лет, поняла, что заснуть больше не получится, а если начать ерзать и ворочаться, то проснется Михаил, её муж, а ему, Михаилу, утром тоже надо идти на работу.
Осторожно, стараясь не потревожить мирно спящего мужчину, Марина сползла с постели, сунула ноги в комнатные тапки с пушистыми помпонами и поплелась на кухню. Свет женщина не включала, да и зачем? Квартирка маленькая, все вещи давно и прочно стоят на своих местах, так что, передвигаться по комнатам и коридору можно было с закрытыми глазами, не боясь расшибить лоб, например, о холодильник или о пузатый комод. Разве что кошка Муська, проснувшись во внеурочное время, метнется под ноги, норовя потереться о хозяйские тапки.
Но Муська была дамой почтенного возраста и, как полагается порядочной, уважающей себя, кошке, спала по двадцать часов в сутки.
– Мне бы так, – пробормотала Марина, заходя на кухню. – спать крепко, сладко, с вечера и до самого утра.