– Не будем тянуть время, – заявляет Антон.

За стол он не садится. И направляется мимо стражи прямо к Лэйде, а Галипэй хватает его за локоть. Калла выпрямляется, скрестив руки на груди, ждет, что будет дальше, и нисколько не удивляется, когда Антон не обращает внимания на Галипэя, отмахивается от него, как от какого-то назойливого члена Совета, поднявшего в разговоре с правителем неуместный вопрос. Освещение в зале приглушенное. Бесспорно, есть что-то странное в том, как Антон старается не смотреть Галипэю в глаза.

Антон останавливается возле Лэйды. Пока он изучает ее, Калла разглядывает собственные обгрызенные ногти и безмолвно вздыхает. В случае опасности вмешается Галипэй. Рядом с Августом он вечно был в роли побитой собаки, и это ощущается в десять раз острее теперь, когда роль Августа играет самозванец Антон. Верный бедняга Галипэй. Должно быть, тяжко, когда вдруг исчезает тот, кого любишь больше всех.

Задумавшись, Калла дергает заусенец до тех пор, пока у нее на большом пальце вокруг ногтя не расплывается кровь. Поморщившись, она разглаживает кожу на пальце и крепко сцепляет руки за спиной. Окна этого зала, в отличие от тронного, не обращены прямо к базарной площади, но до дворца все равно доносится ее шум. Перед мысленным взором Каллы отчетливо встает колизей – стены, окружившие ее кольцом во время финального поединка, плотные толпы людей со всех сторон, которые не позволили бы ей уйти, когда на арену выволокли Антона.

Август не дал им ни единого шанса на побег. Когда Калла и Антон встретились в финале лицом к лицу, ничто, кроме смерти, не сохранило бы любовь, которая, как им казалось, у них есть. В сущности, Август сам виноват в том, что в него вселились.

Но когда он вернется, то все равно обвинит в случившемся ее.

– Лэйда, – начинает Антон, – ты знаешь, зачем тебя привели сюда?

– У меня завязаны глаза, но уши открыты, – отвечает она. – Я слышу, о чем шепчутся здесь все.

– Хорошо. Объяснять все по порядку было бы напрасной тратой моего времени. Ты отправляла своих людей в провинции?

Лэйда отвечает не сразу. Она хмурит брови, почти наполовину скрытые под повязкой. Кондиционер в углу зала изрыгает тепловатый воздух. Калла не может определить, в каком режиме он работает – охлаждения или обогрева.

– Нет.

– Нет? – Антон встряхивает головой, подражая Августу. Движение почти неуловимое: влево, вправо и снова влево, при этом губы слегка поджимаются. Калла никогда не замечала этого за Антоном в других телах, значит, жест, вероятно, намеренный, для пущего правдоподобия. Это осознание застает Каллу врасплох, хотя и не должно. Порой она напрочь забывает, что Антон и Август когда-то были близко знакомы. Гораздо ближе, чем она сама с Августом, несмотря на связь между их семьями, и уж, конечно, гораздо ближе, чем она была с Антоном, несмотря на безрассудное, неистовое время, проведенное вдвоем.

– Я уже созналась, что готовила заговор в городах-близнецах. К провинциям я не имею никакого отношения.

Калла ощущает зудящее прикосновение чужого взгляда на лице. И быстро стреляет глазами в поисках его источника.

– Почему-то никто в этом зале тебе не верит. Что насчет соучастников твоего заговора из Сообществ Полумесяца? Не помнишь среди них тех, у кого были связи в провинциях?

Отта, сумевшая снова привлечь внимание Каллы, улыбается. Калла отворачивается, а секунду спустя гадает, не напрасно ли она поспешила и не выглядела ли испуганной ее реакция.

– Никто из Сообществ Полумесяца не был моим соучастником. Эти люди – религиозные фанатики. Я предложила им возможность приобщиться к стародавним богам, и они согласились.