В долину отправили не армию, как грозилась царица, а три десятка царберов. Их не выбрали из окружающих, а вызвали специальным сигналом – отдельное соединение, типа спецназа в обычных войсках. Представить страшно, что они умеют, если даже простых царберов никаким местным оружием не возьмешь. Теперь они штурмовали указанное мной направление, иногда поглядывая на командира.

Возглавляла отряд святая сестра, она двигалась одной из первых. Сапожки из мягкой кожи хорошо держались на камнях, ножны с мечом постукивали, отпущенная на свободу накидка развевалась, впервые открыв для меня нижнее одеяние сестер. Помимо шапочки у сестры Вероники, как ее представили, кольчужные элементы защищали грудь и часть спины – они прикрывали кожаную защиту, из-под которой выглядывала обычная тканевая одежда. Кольчуга явно была стальной, как и меч, потому что бронзовый, будь он такой формы, просто не выполнит свою функцию – спасать жизнь владельца и губить чужие. Поверьте мне, как усердному кузнечных дел подмастерью.

Сестре Веронике можно было дать лет двадцать, не больше. Командирские взгляд и голос совершенно не портили лица, которое с первой секунды внушало безграничное доверие. Обаяние сочилось из каждой выпуклости и ровности, большие глаза одновременно требовали сдаться и звали на подвиги, а невообразимые ресницы работали опахалами, овевая негой и вызывая неясное томление. В кино ей доверили бы главные роли – играть искусительниц и совратительниц. Напарница главного героя, девушка Бонда, мечта поэта, да вообще любого мужика – вот такая она, сестра Вероника. Мерилин Монро, только брюнетка. Собственно, Монро, когда звалась Нормой Джин, тоже была не блондинкой. Но и символом женственности не была. Сестра Вероника была им в полной мере, о чем говорили неустанно зацеплявшиеся за ее достоинства взоры царберов.

Каменный уступ, указанный сестрой Вероникой как место привала, находился недалеко от вершины и состоял из нескольких выдающихся вперед покатых карнизов. Привал превратился в ночевку. На высоте ветер пронизывал неизвестным внизу холодом, люди ежились, но дисциплина оставалась отменной – на осыпающихся карнизах вырос некультяпистый, но вполне жизнеспособный лагерь. Вместо палаток сооружались небольшие навесы, в скалы вбивались бронзовые клинья с отверстиями, продетые в них веревки становились страховкой сидевшим на краю пропасти бойцам.

– Всем спать, – распорядилась сестра Вероника и села рядом со мной.

То ли чтоб не сбежал, то ли советоваться будет.

Советы молодой командирше не понадобились. Распределив часовых, она привязала себя к колышку с проушиной, свернулась калачиком и мгновенно отключилась.

Я тихо поднялся.

– Стоять! – Из недр закутанной фигуры вылетел тонкий клинок и замер у моей шеи.

– Я по надобности.

Взгляд замершего лица смягчился, испепеляющий огонь погас.

– По малой?

Я кивнул.

– Отвернись и делай. – Она снова закуталась. – С места не сходить.

– Как скажете.

Я не стал артачиться. Так же как ерепениться, хорохориться и выкобениваться. А может быть и стал. О, святые Яндекс и Гугл, как же трудно без вашего карманного всезнания.

Обрыв, конечно, обрыв, и то, что соседка вроде бы не смотрит (хотя – поди проверь) – это хорошо. А как объяснить боевой тетке, которая привыкла к райским условиям низин, что справление малой нужды вблизи лежащего соседа и сильный ветер – понятия иногда совсем не совместимые? Плевать, у меня приказ. Перед любой фразой нужно думать, а если фраза приказная – тем более. Я только слегка повернулся, чтоб обжигающая струя летела куда угодно, но не на меня. Уже представлял анекдотический разговор, что просто обязан был состояться: