– А что насчет его праха?
– Она хочет развеять его в мае, на папин день рождения. Когда оттает земля.
– Я приеду.
– Неужто второй раз за год?
Нина взглянула на сестру:
– Это не самый обычный год.
На секунду ей показалось, что Мередит вот-вот сорвется и разрыдается, и Нина сама едва не заплакала.
Но Мередит только сказала:
– Не забудь попрощаться с девочками. Сама знаешь, как они тебя обожают.
– Обязательно.
Мередит коротко кивнула и вытерла слезы.
– Через час мне надо быть на работе. Я пройдусь пылесосом перед уходом.
Нина хотела было предложить помощь – хоть напоследок, – но, решив уехать, она стала ощущать себя как скакун перед гонкой. Ей не терпелось умчаться.
– Пойду соберусь.
Позже, уложив немногочисленные вещи в рюкзак и отнеся его в арендованную машину, Нина поднялась наконец попрощаться с матерью.
Та сидела у камина, укутавшись в плед.
– Значит, ты уезжаешь, – не поднимая глаз, сказала мать.
– Меня вызвал редактор. Просят снять репортаж. В Сьерра-Леоне происходят ужасные вещи. – Присев на подножье камина, Нина вздрогнула от внезапного жара. – Кто-то должен показать это миру. Гибнут невинные люди.
– Думаешь, твои фотографии чем-то помогут?
Нину больно укололи ее слова.
– Нет ничего хуже войны, мам. Тебе легко осуждать меня, сидя в мирном уютном домике, но если бы ты видела то же, что я, ты бы все поняла. Мои фотографии правда могут помочь. Ты даже представить не можешь, сколько в мире страданий, и если этого никто не увидит…
– Мы развеем прах твоего отца в его день рождения. С тобой или без тебя.
– Хорошо, – ровным голосом ответила Нина. Папа бы понял, подумала она, и ее вновь захлестнуло горе.
– Ну, пока. Счастливого Рождества.
На этой ноте Нина и оставила «Белые ночи». Задержавшись на крыльце, она окинула натренированным взглядом фотографа долину, занесенную снегом. Пейзаж до мельчайших деталей отпечатался в ее памяти. Через тридцать девять часов и на плечах, и под ногами у нее будет в основном пыль, а воспоминания о том, на что она сейчас смотрит, сначала поблекнут, как кости животных под палящим солнцем, а потом станут неразличимыми. Ее родные, и особенно мать, превратятся в смутные тени, которые Нина будет все так же любить… но на расстоянии.
Глава 6
Пережить первые недели после смерти отца Мередит помогала разве что сила воли – и плотный график, достойный лагеря для новобранцев.
Горе стало ее безмолвным спутником, эта тень следовала за ней неотступно. Мередит знала, что если хоть раз поддастся соблазну повернуться к тьме лицом, то потеряет себя.
Поэтому она двигалась дальше. Важно было делать хоть что-то.
Как и стоило ожидать, Рождество и Новый год обернулись полным провалом, а ее одержимость праздничными обычаями только ухудшила положение. Индейка и прочие рождественские атрибуты лишь сильнее подчеркнули опустевшее место за их столом.
Джефф по-прежнему не понимал ее. Он твердил, что нужно поплакать и тогда станет легче, – будто от пары слезинок все сразу наладится.
Глупее ничего не придумаешь. Она уже знала, что слезы не помогают, потому что плакала каждую ночь. И сколько бы раз она ни просыпалась в слезах, это нисколько не облегчало страдания, скорее наоборот. Выплескивать горе нет толку, выкарабкаться можно, лишь заглушив его.
Так что она натягивала широкую улыбку, ходила на работу и с безудержным рвением набрасывалась на любые дела. Лишь когда девочки разъехались на учебу, Мередит наконец осознала, как утомила ее эта игра в нормальную жизнь. Не помогало делу и то, что с самых поминок ей ни разу не удалось выспаться; к тому же у них с Джеффом не было ни единой темы для разговора.