Точного списка жертв не существует: никому из нас доподлинно неизвестно, чьи имена в нем значатся и есть ли в их числе наше собственное. Ясно одно: сомневаться в существовании этого фронта не приходится. Уцелевших сорокалетних так мало, что при одной мысли об этом скорбит душа. К сорока годам все мы неизбежно облекаемся в траур.

Думаю, что меня посредственность не настигла. Мне всегда удавалось сохранять бдительность в этом отношении благодаря некоторым сигналам тревоги. Самый эффективный из них заключается в следующем: покуда ты не радуешься падению других, можно смело, без стыда смотреть на себя в зеркало. Ликовать по поводу посредственности ближнего своего – это и есть вершина посредственности.

Я сохранил безграничную способность сострадать моим опустившимся знакомым. Недавно я встретил Лору, близкую, преданную подругу моих университетских лет. И спросил, как поживает Виолетта, самая красивая девушка с нашего курса. Лора с удовольствием сообщила, что Виолетта прибавила тридцать кило, а морщин у нее побольше, чем у феи Карабос. Меня передернуло от ее злорадства. А она еще усугубила мою горечь, возмутившись тем, что я сожалею о загубленной карьере Стива Каравана.

– С какой стати ты его осуждаешь?

– Да я не осуждаю. Просто мне грустно, что он забросил музыку. Ведь у него был такой яркий талант.

– Ну, знаешь ли, чтобы платить по счетам, мало воображать себя гением.

Сама эта фраза звучала мерзко, но еще сильней меня задела таившаяся в ней едкая зависть.

– Значит, по-твоему, Стив только воображал себя гением? А тебе никогда не приходило в голову, что он мог им быть на самом деле?

– Он просто подавал надежды – как и каждый из нас.

Продолжать разговор не имело смысла. Всегда нелегко выслушивать рассуждения благонамеренных обывателей, но совсем уж противно, когда обнаруживаешь безграничную ненависть, таящуюся за избитыми истинами.

Ненависть – наконец-то слово прозвучало. Через несколько часов в результате моей акции взорвется самолет. И, невзирая на принятые мной предосторожности, жертв будет не менее сотни. Притом невинных жертв – я пишу это без всякой иронии. Так имею ли я право клеймить чью-то чужую ненависть?!

И вот что я должен написать специально для самого себя: я не террорист. Террористы всегда выдвигают определенные требования. У меня же таковых нет. Я в корне отличаюсь от той швали, что ищет предлог для своей ненависти, и очень доволен этим обстоятельством.

Я ненавижу ненависть и, однако, испытываю ее. Мне хорошо знаком этот яд, проникающий в кровь мгновенно, как от змеиного ук уса, и отравляющий все тело до мозга костей. Акция, которую я готовлюсь совершить – ее отражение в чистом виде. Будь я террористом, я бы наверняка подыскал для своей ненависти какое-нибудь прикрытие – националистическое, политическое, религиозное. Но нет, я смело могу назвать себя безупречным чудовищем, поскольку не пытаюсь оправдать свой мерзкий замысел делом чести, благородной целью или высокими идеалами. Приукрашивать акт разрушения какой бы то ни было мотивацией, на мой взгляд, отвратительно.

Со времен Троянской войны никто на сей счет не обманывается: люди убивают лишь ради того, чтобы убить, сжигают ради того, чтобы сжечь, нимало не сомневаясь в том, что потом найдут для своих действий законное обоснование. Это вовсе не попытка оправдаться – ведь мои записи все равно никто не прочтет, – а скорее внутренняя потребность прояснить ситуацию; ситуация же такова: каким бы подготовленным ни выглядело мое преступление, оно импульсивно на все сто процентов. Просто мне удалось сохранить весь накал своей ненависти, не дать ей остыть, угаснуть и раствориться в мерзости притворного трусливого забытья.