– Его купит герцог, – сказал Исаак и велел ученику сбегать в город. Мальчик привел с собой высокого надменного слугу в бархатном костюме с золотыми нашивками. Вид у него был недовольный, как у человека, которого оторвали от важных дел, чем бы он ни занимался. Но стоило ему увидеть кольцо и взять его в руки – недовольства как не бывало.

Слуга выложил за кольцо десять злотеков и унес покупку в запертой шкатулке, трепетно сжимая ее обеими руками. Исаак держал на ладони десять золотых монет, и все равно мы с ним оба не двинулись с места. Мы сидели и глядели в спину удаляющемуся слуге, точно кольцо не хотело отпускать нас. Слуга становился все меньше и меньше, и все же я легко различала его в плотной базарной толпе. Наконец он миновал ворота квартала и скрылся из виду. Теперь ничто не приковывало наши взоры и мы могли сполна насладиться нашей добычей – десятком злотеков, в которые обратилось серебро Зимояра.

Шесть я засунула назад, в белый Зимояров кошелечек. Два получил Исаак – хорошая прибавка к выкупу за невесту. А два оставшиеся я отнесла дедушке, чтобы он положил их в банк к остальным моим сбережениям. Дедушка одарил меня скупой улыбкой. Он явно остался доволен: слегка надавил мне на лоб указательным пальцем и сказал:

– Ты моя умница-разумница.

И я улыбнулась в ответ – такой же скупой, но довольной улыбкой.

– Ну куда ты поедешь, поздно уже! – укорила меня бабушка, когда после обеда я засобиралась домой. Была пятница.

– Я доберусь еще засветло, если мы поторопимся, – заверила я. – Олег ведь будет править, не я.

Олег остался в Вышне дожидаться меня – в счет следующего платежа. Мне так выходило дешевле, чем нанимать возчика в городе. Олег переночевал в дедушкиной конюшне с лошадью, но дольше он задерживаться не захотел бы, по крайней мере без оплаты. А завтра мы могли выехать только по окончании шаббата, как сядет солнце. Но как бы то ни было, Зимояры вряд ли соблюдают шаббат, а я пока еще не очень-то понимала, как отдам им деньги. Я думала, что, наверное, положу кошелечек на крыльцо – пусть приходят и забирают.

– Она успеет вовремя, – твердо произнес дедушка, тем самым отпуская меня. Я взобралась в Олеговы сани.

Нам хорошо ехалось по мерзлому снегу; лошадка бойко рысила вперед с нетяжелыми санями, где сидела я одна. Среди деревьев уже темнело, но солнце еще не зашло и дом был совсем близко. Я надеялась успеть до заката, но вдруг лошадь поскакала медленнее, перешла на шаг, а потом и вовсе встала. Она больше не двигалась, беспокойно насторожила уши, и теплое дыхание паром вырывалось из ее ноздрей. Я сперва подумала, что, может, лошадке нужно передохнуть, но Олег не стал понукать и не пошевелился, чтобы подстегнуть ее.

– Почему мы стоим? – наконец подала голос я. Олег не ответил; он вдруг осел на облучке, словно заснул. Морозный ветер забормотал что-то у меня за спиной, подкрался, окутал сани и скользнул под теплые одеяла, пытаясь добраться до кожи. На снег упали синие тени; их отбрасывал бледный слабый свет, исходивший откуда-то из-за моей спины. Из моих ноздрей вырывались облачка пара, снег похрустывал: кто-то большой приближался к саням. Я сглотнула, поплотнее запахнулась в плащ, собрала все свое ледяное хладнокровие, какое было, и обернулась.

Зимояр оказался не таким уж диковинным с виду. И от этого было по-настоящему страшно. Но я не отводила взгляда, и мало-помалу в его облике проступало что-то нечеловеческое. Его черты были точно отлиты изо льда и стекла. Глаза отточенно сверкали будто серебряные клинки. Борода у Зимояра не росла, и из-за этого его лицо взрослого мужчины казалось каким-то детским. Он грозно навис надо мной – высокий, высоченный, как мраморная статуя больше человеческого роста на площади в Вышне. Белые волосы он носил заплетенными в косы. Одежда была сшита из той же неестественно белой кожи, что и мой кошелечек. Зимояр восседал на олене куда крупнее тяжеловоза, с двенадцатью ветвями на рогах. Олень время от времени облизывал морду, и тогда становилось видно, что зубы у него острые, как у волка.