«Я так увлеклась, что не заметила наступления утра, а открыв глаза, услышала:

– Сударыня, вы слишком долго спите… Я же ожидаю вас с самого рассвета.

И он протянул мне букет полевых цветов, ромашек, еще мокрых от росы. «Как ты нашел меня?» – спросила я. «По твоим следам», – и уже серьезно:

– Я не мог уснуть, извини, что потревожил тебя так рано. И мы побежали к реке».

«Или нет. Все было не так. После трех часов беспокойного сна я поднялась с постели и, сидя на веранде в домашнем халате, позавтракала нежными крекерами и кофеем. Есть оказалось совершенно невозможно, да и как можно глотать еду, когда у тебя в желудке тугой комок нервов. Я очень волновалась перед второй встречей с моим единственным. Около одиннадцати я надела легкое платье и лиловые чулки и слегка подкрасилась.

Я увидела в окне Его, стоящего возле калитки с велосипедом. Он тоже заметил меня и сказал, лукаво прищурившись:

– Сударыня, поедемте к реке».

«Я вышла из дому, повесила на дверь висячий замок и, подойдя к Сереже, обняла Его. Он невольно отпустил велосипед, тот брякнулся на дорогу, и на глазах изумленных соседей мы долго-долго целовались взасос».

«Он посадил меня на раму велосипеда, и мы поехали к Синему Камню. Там мы долго плавали, потом загорали, лежа на песке. Закрыв глаза, я снова почувствовала прикосновение Его нежных губ. Горячая волна страха и счастья затопила меня всю. И это было то, чего я раньше не испытывала…»

«Мы проводили вместе каждый день, и счастье, казалось, будет с нами всегда. Мы любили друг друга. Это была любовь, иначе невозможно объяснить все это. Любовь была видна во всех движениях Его гибкого мускулистого тела, в каждом жесте, взгляде, мановении руки. Я была на седьмом небе. Но мой отпуск закончился, я должна была возвращаться в город; месяц в деревне пролетел незаметно».

«В тот вечер мы простились рано, нужно было собирать вещи. Безумно душная ночь и горечь расставания не давали мне уснуть. Вдруг стук в окно. Он! Я не могла больше сдерживать себя и бросилась навстречу: люблю тебя, я твоя! Он осыпал меня поцелуями, взял за руку и повел к реке. Как во сне, я шла за Ним. В ночной белой рубашке, босая, я шла за Ним, ни о чем не думая, ни о чем не спрашивая. Мы были одни на всем свете. Только я и Он. И еще лодка, усыпанная ромашками. Голова моя закружилась, и я едва не лишилась чувств от Его ласк».

«Он вытащил из лодки крепкую веревку, связал меня, засунул в мой рот кляп. Затем он изнасиловал меня, истыкал ножом все мое тело. Он облил меня бензином, после чего выбрался на берег и бросил в лодку горящую спичку, безмолвно глядя на меня…»

«И теперь я тихо лежу в лодке, обгорелая и неподвижная. Ромашки, ромашки, погребальные цветы…»

Этого не смог переварить даже Гаккель. Но ящик пива, как всегда, был наш.

Юра Семен всегда поражал меня своей интуицией. Нашего ленивого ударника Зверева было трудно растолкать – любимым его занятием было только плевать в потолок. Но все же мы назначили репетицию.

В тот день мы с Юрой задумали было нечто существенное (а означало это выпить вина), но я сказал:

– Не могу. Репетиция со Зверевым.

То есть оделся, взял бас и двинулся на выход.

– Зря ты, – сказал Семен. – Ничего у вас сегодня не получится.

– Это почему?

– Не получится, и все. Ну вот знаю я. Я пожал плечами и ушел.

Действительно, окна нашей 206-й, где была сцена и ударная установка, оставались темными, несмотря на назначенное время. Только холодно мерцали звезды.

С гитарным футляром в руках, я принялся обходить все комнаты в общагах, где мог быть Зверев. Результат – полный ноль, а света в «Шайбе» так и нет. Я даже вспотел и решительно не понимал, что происходит. Зашел во все кафе, которых в ПУНКе не менее семи. Зверев часто бывал и там, подпитываясь кофе и коврижкой. Но нет, не в этот раз.