В ночь перед отъездом произошла ее успешная дефлорация. Утром я провожал Наталью на Московский вокзал. Перспективы ее возвращения в Питер были туманны…

Узнав о состоявшемся отъезде моей любовницы, Наташа заметно оживилась и пустила в ход все свое обаяние и практичность. Она со вкусом красилась. Завела себе дорогую сумочку и недешевые туфли. В разговорах не забывала намекнуть, что в восемнадцать едва избежала модельной карьеры. Она принялась подчеркнуто тщательно одеваться.

В ту пору еще пользовались успехом различные платьица натуральных тканей, легкие блузки и короткие узкие юбки. Принарядившись, девочки готовили на факультетских праздниках салатики, так, как их учили родители еще при Советах.

Сейчас она работала секретаршей в каком-то офисе Питере. Мне было приятно наблюдать, как она по утрам надевает свою белую ситцевую блузку в мелкий черный горошек. У меня любовь к таким рубашечкам.

Приняв свой офисный вид, она укатывала на электричке в Питер. Я, кстати, слегка ревновал, подозревая, что Наташа завела себе в Питере любовника. Это был мифический виртуальный молодой майор ФСБ (а дедушка у нее был, кстати, кагэбист). Слухи о возможных любовниках на пустом месте не возникают. И такое поведение можно было бы понять. В социальном плане я был по сравнению с Наташей полный отстой. И хотя наша группа играла по клубам уже около двух лет, денег не предвиделось. Только репетиции, репетиции, репетиции. Ради чего? В клубах тогда совсем не платили. Максимум, что мы получали за выступления, был ящик пива в «Там-Таме» у Гаккеля. Благо, мне из Костомукши подкидывали фамильных денежек. В те годы я оставил университет и законсервировал свою научную карьеру в академическом отпуске.

Впрочем, Наташины пропадания вне Петергофа быстро закончились. Нам было весело вместе. Наташа, днем аккуратная белокожая секретарша, вечером становилась настоящим панком. Ей казалось забавным жить так, новая парочка всем запоминалась, и в ПУНКе нас полюбили.

После кутежей с друзьями в студенческих кафешках мы брали немного спиртного и удалялись в Темяшкино. Там я читал ей вслух свой дневник, а затем любовался ее обнаженными ключицами (она называла их «косточками»: «Поцелуй меня в косточку») в лунном свете. Нина Ивановна, пожилая, видавшая виды анархистка, ничего не имела против, ну и, в принципе, мы вели себя аккуратно. Наташа стала постоянной моей гостьей.

С моей легкой руки, обитать в Темяшкино различным околоПУНКовским персонажам стало новой модой. Вскоре неподалеку от меня поселился Дроздов со своей подругой. Впоследствии где-то неподалеку освоили один из деревенских чердаков приезжие панки с Украины, название их группы было «Кэр-Пэр-Вэлл». Они появились в ПУНКе летом 95-го года, и мы с удовольствием пристроили их на нашу репетиционную базу. И даже поделились своим вечно ускоряющимся, выпендрежным барабанщиком. Эти ребята были вполне уверены, что через полгода будут знамениты. Мы, как тертые калачи, уже познакомились со всеми прелестями русского шоу-бизнеса и знали, что жизнь обойдется с ними по-другому. Так и вышло: полная нищета, зима в деревне на чердаке около электрической плитки, решительное отсутствие продюсера. А музыка, между тем, у них была неплохая.

Кстати, «Кэр-Пэр-Вэлл» были прекрасно знакомы с Натальей, они приехали в ПУНК практически одновременно. (Кого только туда не приносило!) Присутствие блондинистой Натальи и ее стройных ножек прекрасно действовало на творчество. И вскоре они так же, как и мы, вовсю зажигали в «Там-Таме».

Естественно, мы все очень дружили. Наша музыка несла социальный протест, и это немало сближало. Я больше общался с их светловолосым гитаристом Костей Ширяевым. Костя слегка напоминал Брайана Джонса из Sex Pistols. Я всегда ладил с панками и эту музыку слушал. Да и мы с Дроздовым играли что-то похожее, но с элементами модного тогда брит-попа, а то и вовсе непонятную психоделию.