– Если честно, то да. Плохо» Я ни разу еще не видела вас таким обеспокоенным.
– Завтра буду в порядке, – сказал он и поймал себя на мысли, что врёт: когда хирург беспомощен, а побеждает болезнь – это не может, не отразится на его настроении. Всю жизнь пытался, тут же забывать неудачи, но это никогда не удавалось. А с годами лишь становилась настойчивой доминантой. Немного передохнув все трое – Мирзопаязов, Вохид и второй ассистент подошли к родственникам больного, ожидавшим в коридоре. Подойдя к ним, Рустам Ниязович открыто признался:
– Мы ничего не смогли сделать. Только открыли и закрыли живот. Все замуровано, все в гною, нет живого места в животе. Все поражено воспалением. Мы, конечно же, сожалеем, но оказались бессильными. Хирургия, к сожалению, не всегда всесильна. Могу сказать, что не только мы, но и все хирурги мира воспитаны в страхе перед богом и перитонитом! И если в наши дни с богом еще можно как-то договориться, то перитонит остаётся страшным, смертельным заболеванием, – грустно пошутил он.
Сын больного заплакал, жена запричитала. Старик не плакал, но было видно, как ему было тяжело. Ведь его дитя всего 46 лет, он мог бы еще пожить.
Было невыносимо тяжело смотреть на горе этих людей. К таким разговорам хирургам не привыкать. За свою долгую практику он перевидал много смертей. Больной на операции не умер, но умрет в скором времени. Возможно, он и не проснется от наркоза. Мирзопаязов понимал менталитет своего народа. В таких безнадежных случаях родственники больного ведут себя иногда мягко сказать неподобающим образом. Среди них встречаются и такие, которые требуют от хирурга невозможного, либо гарантий полного успеха операции или вообще не соглашаются на операцию, хотя сам больной такое согласие дал. Хирург в подобных случаях попадает в весьма сложную ситуацию. Особенно это касается тех больных, для которых операция – единственный путь к спасению.
Формально, в том случае, когда больной человек совершеннолетний и над ним не установлена официальная опека, достаточно только его собственного согласия на операцию. Согласия родственников не требуется. Но ведь если больной после операции погибнет или у него возникнут серьезные осложнения, такие родственники еще хорошо, если просто напишут жалобу или даже попытаются возбудить против хирурга уголовное дело. Иногда такие родственники, просто избивают оперировавшего хирурга. Но в данном случае никто слово плохого не сказали. Молча выслушали объяснения доктора и остались стоять возле двери операционного зала.
Мирзопаязов прошел в ординаторскую. Налил себе холодного чая, сел в свое кресло, запрокинул голову, закрыл глаза. Полумрак кабинета ритмично качалась по ту сторону сомкнутых век. Усталость и раздражительность, но с каждой минутой ему становились легче.
– Так нужно будет правильно оформить историю болезни, четко указав в клиническом заключении показания к операции. Не забыть при этом, прямо указать на самый высокий риск операции и наркоза, то есть V степень операционного и анестезиологического риска. Далее следует написать, что больной на операцию согласен, а родственники против операции не возражают. Однако это все-таки только формальная сторона дела, – рассуждал про себя Мирзопаязов.
– Нужно еще раз поговорить с родственниками с глазу на глаз. Вообще кыргызы народ великодушный, умеют прощать, бывать снисходительными, – думалось ему.
А из головы не выходила его же непростительная в таких случаях резкость. Ведь видел же, что больной все равно погибнет. Можно было бы объяснить помягче, – корил он себя в сердцах. Его размышления прервал Вохид, который вошел в ординаторскую с историей болезни больного и с операционным журналом.