Только потом, в теплой и мирной обстановке вечернего чаепития, Наташка с трудом поверила, что умышленного рукоприкладства ни с той ни с другой стороны не было. До этого момента она контролировала выход из ванной, без конца засучивала сползающие рукава старой шерстяной кофты и, несмотря на уговоры Алены, сыпала в адрес Димки неопределенные угрозы, типа: «Пусть только попробует выйти!»

Оскорбленный до глубины души Димка все-таки вышел. После меня. Я его, естественно, опередила, опасаясь носового кровотечения и у него.

В течение получаса мы с Натальей поочередно бегали к нему в спальню, уговаривая оторваться от боевика и вернуться в семью. Наташка весь язык отболтала извинениями. Димка вылез тогда, когда истек десятиминутный перерыв с момента последнего нашего забега. И с этого момента обсуждение свалившегося на нас неприятного известия пошло в спокойном режиме.

Судя по рассказу мужа, первая его встреча с Серафимой Игнатьевной произошла в приемном покое больницы, куда женщину доставила Красковская на машине «скорой помощи». Нелька же отвечала и на все его вопросы. С помощью паспорта Лопуховой и собственных догадок. Собственно, вопросов было всего несколько – фамилия, имя, отчество, дата и год рождения, адрес, переносимость лекарственных препаратов и что беспокоит. Серафиму сразу же отправили в операционную. Побелевшими от боли губами она просила дать ей спокойно умереть, вызывая раздражение у операционной бригады. И твердила это вплоть до того, как начал действовать общий наркоз. При этом анестезиолог заметно торопился. Эти же слова были первыми, которые она произнесла в реанимации, придя в сознание. Дима сделал один-единственный вывод: у женщины что-то не сложилось в личной жизни и ей необходимо помочь своим участием.

Серафима Игнатьевна выказала только одну просьбу: поместить ее в отдельную палату. Вопрос с оплатой был решен моментально. Не прошло и часа после звонка пациентки какому-то Костику из риэлторской фирмы, как счет за однокоечные апартаменты был оплачен.

Во время ежедневного обхода Дмитрий Николаевич задерживался в палате Серафимы немного дольше, чем у других пациентов. Кроме того, выкраивал пару минут, чтобы зайти к ней в течение дня. Женщина определенно вызывала симпатию. Была на редкость умна, с хорошим чувством юмора. Удивляло, что она упорно избегала разговоров о своей личной жизни и никогда ни на что не жаловалась. Тем более на боли в сердце. Да и кардиолог полагал, что имеющиеся незначительные изменения в работе сердца Серафимы носят возрастной характер. И вдруг эта нелепая смерть накануне выписки…

– А ее кто-нибудь навещал? – поинтересовалась я.

– Наверняка – нет, – вместо Димки ответила Наташка. – Некому было навещать, иначе бы ей точно нашлось, на что жаловаться.

– Ошибаешься, – возразил Димка. – Вот как раз посетителей хватало, но она никого не желала видеть. Не знаю степени родства, но те, что справлялись по телефону о ее здоровье, казались искренне озабоченными.

– Странно… – Наталья задумалась и недоуменно покачала головой. – Очень странно. Неужели у нее не нашлось ни одного родственника, чтобы завещать ему свой дом?

– Я не знаю, – слишком честно ответил Димка и подозрительно отвел глаза в сторону.

«Зато я, кажется, знаю», – мысленно похвалила я себя, а вслух спросила:

– Накануне ты не заметил в ее поведении ничего странного?

Муж задумался.

– Да, пожалуй, нет. Хотя… Сейчас ловлю себя на некоторых странностях Серафимы Игнатьевны. Выписка была назначена на понедельник, но она неожиданно попросила разрешения уйти в субботу. Впрочем, такое частенько бывает. Но вот вещи она собрала и упаковала уже в четверг, раздала по палатам кое-какие мелочи. Обычно это делают накануне или непосредственно перед выпиской. А еще попросила в этот день никого из посетителей к ней не пускать и со мной попрощалась как-то обреченно. Сказала, что с выпиской из истории болезни могу не торопиться, потом за ней заедет. Я зашел в палату перед уходом с работы – внизу к ней пытался прорваться какой-то мужчина и по телефону просил у меня содействия. Она тихонько засмеялась и извинилась за причиненное мне беспокойство. Подождите… Как она сказала? А! Это, мол, все тени прошлого, а вам, Дмитрий Николаевич, следует жить будущим. Оно у вас хорошее. Впрочем, если подумать, ничего странного во всем этом нет. Во всяком случае ее поведение имеет объяснение.