– Тогда все вышло еще паршивее, чем мне казалось раньше…

– Да брось. Мы можем нереально менять окружающий мир. Химия, физика, роботы, биоинженерия…

– Ага, особенно в этом городе люди капец как преображают мир.

– Любой город – муравейник, Кант. Вопрос в возможностях для муравьев.

– Все равно не отвечает на тот вопрос, почему мы такие, а остальные нет.

Повисла тишина. Николай резко и плавно, как кошка, почесал шею и зевнул. В глазах появились озорные огоньки.

– Ну, я честно пытался идти по стопам родни. Но из меня алкоголик так и не вышел.

В какой-то момент мир начал дрожать и низводиться к частице, из которой случился Большой взрыв. Коля попытался отползти от края моста, но все исчезло слишком рано.

Фестиваль планировали проводить по всему центру города. Театральные выступления, лекции, презентация вышедших за последние годы в Иркутске книг, поэтический слэм… Кофейни, уличные сцены, библиотеки и даже кинотеатр, благо на дворе ковид и они цепляются за любые деньги. Студенческие коллективы, независимые арт-банды (у некоторых даже названия до сих пор не сложилось), циркачи, уличные музыканты и рок-группы. На счастье, нового локдауна не предвещалось – знакомые из правительства ни о чем таком не слышали.

Дни начали проходить в созвонах, репетициях, разъездах по городу. Раз в три дня всей командой собирались в «Хроносе и Кайросе». Пили немного и старались за свой счет, но какая-то часть бюджета фестиваля все же уходила в кассу бара. Глот уверял, что это одна из главных статей расходов, так как душевное спокойствие организаторов фестиваля необходимо для успеха предприятия.

– Ребят, если сейчас не выгорит… Я опускаю руки что-то сделать с этим местом, – объявил Коля.

– Забей. Еще пошатаем этот город, хех. – Кирилл поднялся и заключил друга в свои бескомпромиссные объятия.

Самсон принес тарелку с пивной закуской, забрав взамен пустые стаканы. Как профессионал, он умел быть незаметным даже в обществе товарищей. Ему не нравилось то, чем они занимались. Лучше бы открыли свое дело. А все эти разговоры про то, чтобы поменять мир, город, все это мессианство – влажные мечты интеллигентов. Будучи неопределенных религиозных взглядов, как, пожалуй, и все его поколение, Самсон разделял позицию протестантизма на земной успех. Если ты богат – значит, все правильно делаешь. А если нет, то мало работаешь или занят не тем. Тут, конечно, он уже идет вразрез с мнением Лютера, но такие детали молодого бармена не интересовали. Честно работай, и будет тебе счастье – вот девиз его семьи на протяжении пяти поколений, из которых сам Самсон знал лишь последних три.

– Перед фестивалем надо будет на Байкал забуриться. Идеально бы в палатках и с ночевкой, но… хотя бы день разгрузки.

– Дня не хватит, брат… вот неделька…

К вечеру полились стихи. Додя достал миниколонку, с ходу подбирал минуса под каждое стихотворение. Поэты уже не в состоянии были вспомнить, под какую мелодию обычно читали, и их спасал непревзойденный музыкальный вкус талисмана объединения.

От гостей бара даже перепали выступающим донаты, которые тут же спустились на метровые шоты. Глот мастерски зазывал всех на грядущий фестиваль, в красках описывая тот восторг, которые получат даже самые далекие от искусства гости. «Что уж говорить про таких ценителей прекрасного, как вы?!» – заключал Глот каждый раз, переходя после этой фразы к следующим жертвам горячего маркетинга.

Канту стало неуютно, и он откланялся. Напоследок бросил грустный взгляд на Юлю и ушел, пытаясь отвязаться от ассоциаций с Пьеро.

– Рановато Кант сегодня… С ним все нормально? – Коля сидел за кружкой зеленого чая и красными от сигаретного дыма глазами смотрел за веселящейся толпой.