Спустя пару часов прогулки молодые люди стояли под старым мостом. Сверху раздался грохот от проезжающего трамвая.

– А ты почему стихи пишешь?

– В смысле? – Маша стояла ближе к воде, следила за проплывающей ондатрой. Обернулась, непонимающе улыбаясь.

– У всех есть причина. Как говорят? «Дети миллионеров хороших стихов не пишут» или «не спрашивай поэта, почему он пишет».

Да, фразы звучали пафосно. Но Николай находился в позиции наставника. Надо успеть сказать все самое важное, не факт, что будет вторая встреча.

– Да нет, я ничего такого…

– Родители пьющие. Растлили в детстве. Парень вскружил голову, переспали, и больше он не звонил. Или девушка? Причина, как правило, либо в родителях, либо в любви. Часто даже в сексе, но давай остановимся на высоком, Фрейд тот еще козел. Как вариант из частых, это чья-то смерть, но, надеюсь, не твой случай.

Взгляд девушки стал холодным. Она подошла к огромному бетонному блоку, который неизвестно как здесь оказался, возможно, лежал с самой гражданской войны опорой всего города.

Маша присела на камень, расправила небесного цвета юбку. Сначала смотрела в землю, потом подняла взгляд на Колю.

– Ничего такого, все как у всех. Ну, папа военный.

– Ха, этого уже более чем достаточно.

– Ну да… Он любит меня, сейчас все хорошо.

– Переехала?

– Из Игирмы… Да откуда ты все знаешь?

– Зорко смотрю, много думаю.

– Еще молчать неплохо иногда.

Сунув руки в карманы джинсов, Коля расположился около девушки. Смотрел вперед, на монументальные своды и живое течение. Можно не продолжать разговор, скелеты в шкафу обнаружены. Нужно быть не их жертвой, а скорее актером, что дергает подвязанные к ним ниточки. Тем более что у скелетов нет опорно-двигательного аппарата и веревочки для них – единственный выход.

Кажется, он сам хотел выговориться. Маша внушала доверие. В конце концов, их пути, скорее всего, разойдутся сегодня же. Или они станут друзьями, и тогда не страшно. Вспомнились все события прошедших двух месяцев, и стало горько-плевать. Не факт, что Коля доживет до осени.

– Прости, если потревожил не те струны. Просто знай, ты не одна.

Ничего крайне особенного в пути Марии не было, здесь она права. Трагичного много, но особенного… Кто рос без маленьких трагедий, которые с точки зрения ребенка или подростка масштабом во весь мир? Потеря друзей из-за переездов, отсутствие голоса в семье. Суровые, непомерные наказания за тройки. Нежному сердцу боль наносит более глубокие раны.

– Ты специально меня привел сюда, где нет людей?

– Само как-то.

– Не верится… – Девушка смотрела в сторону.

Слова закончились. Обиды на родителей нет. – Спасибо, Коль. Ты тоже не один. Мы не знакомы толком, но мне кажется, тебя любят.

– Да, думаю, это так. Но для всех них я – старший. А мне обратиться не к кому.

– Если что, обращайся ко мне.

Девушка чуть прижалась. Коля ее поблагодарил.

– Игирма… Слышал, на севере области части – за определенную сумму хоть танк тебе подгонят.

– Ну, танк не танк, но БТР точно. А что?

– Да так… на всякий случай.

Раскумаренные, они сидели за накрытым столом. Томас вышел к бассейну и окунул голову в воду. Мир вибрировал, цвета играли, но крылья за спиной вдруг стали тяжелы. Настолько, что Томас подался вперед и упал в бассейн весь. Выплыл и вернулся к столу.

– Хороший ты парень, Томас. – Семен Германович погрузил в рот устрицу, прожевал и, улыбаясь, сказал: – Но в баню я бы с тобой не пошел!

– Не пошел бы? – Томас тоже заулыбался.

Собеседник рассмеялся и закачал головой. Остальные отдыхающие тоже засмеялись.

– Нет, не пошел бы, Томас!

– Нет, да? – Томас вдруг перестал улыбаться. – Нет, да?!