На подходе к дому, едва завидев присевшую на лавочку жену, Густав закричал:

– Вот, Клара, допрыгался наш Клаус! Будет иметь дело с законом!

Клара испуганно посмотрела на Густава и промолчала. Густав прочитал в ее взгляде переживания за Клауса – знал он, что Клара была добра ко всем, даже к негодяям, и пробурчал, как ему показалось, подбадривающе:

– Ну, ничего, поделом ему.

– А можно с вами? – тихо спросила Клара.

– Теперь – да, – кивнул Густав и поглядел на полицейского: – Жена моя. Свидетелем будет.

Тот, впрочем, не оценил познания Густава в правовых вопросах. Кажется, он даже нетерпеливо вздохнул, что уже граничило с неуважением к проблемам Густава. Впрочем, Густав предпочел проигнорировать эту мелочь – пусть сначала поможет с Клаусом, а уж потом придет и его черед ответить за дерзость.

– Так, – проговорил полицейский, заходя в квартиру. – И где возведенная стена?

– Полюбуйтесь, – раздраженно ответил Густав, распахивая дверь в гостиную и пропуская полицейского вперед.

Тот шагнул за порог. Клара, не сводя глаз с мужа, прошла следом. Густав же отчего-то промедлил и остался стоять в коридоре.

– Ну, – прозвучал приглушенный голос полицейского, – и какая из стен вас беспокоит?

Густав закатил глаза – за что он только платит налоги – и сам зашел в комнату. Он уже занес руку, чтобы с широкого размаха хлопнуть по ненавистной стене, а лучше бы сразу по затылку грубияна-полицейского, но приготовления были напрасны. Лишней стены не было.

Густава неожиданно потянуло присесть. Он даже чуть качнулся назад – слава богу, в углу стоял мягкий пуфик, на который Густав и плюхнулся. Он смотрел на квадратный обеденный стол, на угловой камин, выложенный белой плиткой, на комод, заставленный книгами, – словом, на все то, что совсем недавно было скрыто за внезапно появившейся уродливой стеной. А теперь – так же внезапно пропавшей. Густав перевел взгляд на жену, в ее глазах теперь был не просто испуг, а настоящий ужас, перемешанный с сожалением, а затем – на полицейского. Тот, кажется, совсем перестал стесняться и теперь нахально улыбался.

– Знаете… – начал он. – Простите, как вас…

– Гроссман, – выдавил из себя Густав.

– Знаете, господин Гроссман, – противно пошлепав губами, продолжил полицейский, – мой брат торгует пилюлями на Кантштрассе. Чудесные пилюли, скажу я вам! Новейшее изобретение от нервов. Если хотите, попрошу сделать вам скидку.

Не дождавшись реакции Густава, полицейский щелкнул каблуками и вышел в коридор. Хлопнула дверь в квартиру. По лестнице простучали удаляющиеся шаги. А Густав все сидел и смотрел на камин.

– Густав, дорогой, – прошептала Клара, подходя к мужу. – Что с тобой происходит?

Густав и сам был бы не прочь в этом разобраться. Кто-то точно начинал сходить с ума, вот только пока было неясно, то ли он, то ли окружающий его мир.

– Я… – Густав запнулся, откашлявшись. – Я, наверное, немного полежу.

– Конечно-конечно. – Клара суетливо поспешила в спальню подготовить мужу взбитую подушку.

Посидев еще с полминуты, Густав проследовал за женой. Сбросил с себя одежду, нацепил зачем-то пижаму, хотя не собирался укладываться надолго, и залез под одеяло. Последней его мыслью, перед тем как заснуть, было то, что жена отвлеклась от торговли на целый час. Кажется, за это время они упустили непозволительно много марок и пфеннигов…

Природа одарила Густава редкой и, по его мнению, бесценной способностью пробуждаться от малейшего звука, не открывая при этом глаз. Оттого он был уверен, что они с Кларой надежно защищены от ночных воров: первый же скрежет отмычки или скрип поддетого оконного шпингалета выдернет Густава из сна, а сомкнутые веки не выдадут его бодрствование. Как поступать дальше, Густав не знал, но полагал, что в условиях настоящей опасности решение придет само собой.