Через пару минут мы наконец добрались до зебры.

– Сюда?

– Не-не-не! – Дедушка почти разозлился. – До жэдэ!

Тут уж я присвистнула. Район я знала: до железнодорожного километр, не меньше.

– Так давайте я такси вызову?

– Пне! До жэды! – Дедушка краснел и упрямился. Парень надулся сразу же:

– Дед, какой переход? Я не могу. Пора мне! Че с ним возиться?

И глянул на меня так злобно, как будто надеялся, что я его поддержу, и заранее обиделся, понимая, что нет. Такой здоровый, а ноет.

Сама по себе фраза «мужчины не плачут» испортила поколения мужчин, заставляя их подавлять общечеловеческие эмоции.

Я вцепилась в его рукав и подпустила в голос терпеливой настойчивости:

– До перехода, а там уж все.

Он покачал головой и пошел вперед – слишком быстро, так что дедушка едва-едва успевал переставлять ноги. Дедушку он придерживал за рукав, сохраняя безопасное для куртки расстояние. То и дело сглатывал и облизывал губы, так что кадык постоянно дергался, а язык нырял туда-сюда. Мне стало противно.

Через пару домов нам повстречалась женщина лет шестидесяти пяти – семидесяти с девочкой-подростком, пугливой такой – все пряталась. Оказалось, соседка. Повздыхала и заодно попросила довести дедушку до дома, ведь от переезда идти столько же.

Парень качал головой. Я понимала, что он вот-вот скинет дедушку на пенсионерку с ребенком, так что рявкнула, уже не скрывая раздражения:

– Ты мужик или нет? Дедушке помочь надо!

Он фыркал, стонал, выругивался, потом заныл, что у него болит рука, и поменялся со мной местами. Вес дедушки резко перевалился на мою сторону, я лишь сцепила крепче зубы, слушая поскуливания о куртке, плохом запахе и несправедливости жизни.

Сильным и слабым может быть каждый. Пол – это всего лить набор гениталий.

Мне уже было все равно: лишь бы не бросил. Кое-как перешли железку. Парень тотчас скинул с себя дедушку, тот зашатался – я едва-едва успела его прицепить к забору.

– Держитесь. – Уткнулась в телефон и обратилась к юноше: – Погодите минутку, такси только подъедет и…

Резво перепрыгивая через рельсы, он бежал прочь. Я выругалась.

Мужчина тоже может устать, с какой стати он должен уступать свое место?

Подъехала машина. Мимо проходила женщина, она и помогла мне запихнуть дедушку на заднее сиденье. Я села впереди, уже почти расслабившись: оставалось совсем чуть-чуть. Рано радовалась. Через пару поворотов мы встряли перед шлагбаумом.

– Вот и приехали, – лениво кивнул таксист.

Я смотрела на карту и качала головой. Издевательство какое-то, ведь дедушкин подъезд оказался самым дальним.

– Не поможете?

Таксист покачал головой и ткнул в навигатор: новый заказ.

Я считаю предложение уступать место в транспорте дискриминирующим, поскольку это еще один кирпичик в такой пережиток, как само понятие «слабый пол».

Я вышла из машины и огляделась: у шлагбаума возились строители. Крикнула:

– Молодые люди! С дедушкой не поможете?

От группки строителей отделилось два оранжевых жилета. Вытирая руки о спецовку, один сказал с заметным акцентом:

– Грязные мы.

– Мы уже тоже не очень-то чистые.

Строители подхватили дедушку с обеих сторон, даже не подпустив меня к нему. Довели до подъезда, протащили по лестнице, вызвали лифт. Я позвонила в дверь квартиры, подождала, затем открыла дедушкиным ключом. Огляделась, прошлась: чисто, свет, вода есть, в холодильнике вроде не пусто, вот только что-то меня смущало, пока я не поняла, что это иконы, которые глядели на меня как будто бы осуждающе со всех поверхностей квартиры. Еще и запах ладана, из-под которого пробивалась та же горелая гречка.

Парни не стали заходить внутрь, побоявшись проблем с хозяевами. Я поблагодарила их и потянулась за кошельком, но они лишь шарахнулись в сторону. Как настоящие мужики.