Журнал «Юность» №04/2025 Литературно-художественный журнал

© С. Красаускас. 1962 г.

Поэзия

Инна Ростовцева


Родилась в г. Ефремове Тульской области. Окончила филологический факультет Воронежского государственного университета и аспирантуру МГУ. Критик, литературовед, поэт, переводчик. Член Союза писателей с 1966 года. Член Русского ПЕН-центра. Преподавала в Литературном институте имени А. М. Горького. Автор книг «Сокровенное в человеке», «Николай Заболоцкий. Опыт художественного познания», «Между словом и молчанием. О современной поэзии», «Мир Заболоцкого», «Стихи частного человека», «Ночь. Продолжение», а также многочисленных статей о русской классической и современной поэзии. Живет в Москве.

* * *
Как Солнце ходит за Полярным кругом,
К тебе приходит первая строка.
Так мозг взрезает темень ночи плугом,
Чтоб вывела ее на свет рука.
Она написана. Теперь плывет в моря,
Туда, где Путь пересекая Млечный,
Над ней созвездья неизвестные горят,
Меняются, выстраивая ряд,
И взгляд сквозь Время не становится конечным.
* * *
Жизнь неумело построена
И кажется, рухнет вот-вот,
Но сердце мужеством воина
Удержит ее – и ведет,
Преображая ошибки,
Духовно мосты возводя,
По краю положит скрипки
Смертельной игры бытия.
* * *
Там, где оставили мы знаки
В нас погребенной тишины,
Кровавые на землю пали маки,
Подбитые войною сны.
Счастливыми казались прежде
И шелестели мирно по ночам,
И оставляли жизнь надежде —
Всемирный кончится Бедлам.
Останутся дома живыми
И Аист прилетит на крышу,
И назовет свое мне имя,
И я в слезах его услышу.

Поэзия. Категория 10–13 лет

В Казани прошла церемония награждения победителей и финалистов литературной премии «Глаголица». Премия «Глаголица» – это литературный конкурс для авторов от 10 до 17 лет, который дает возможность попробовать свои силы в большой литературе, познакомиться с признанными мастерами слова, перенять опыт и знания, совершенствовать родной язык и обрести единомышленников. Премия «Глаголица» проводится под эгидой комиссии РФ по делам ЮНЕСКО. С 2024 года журнал «Юность» является партнером «Глаголицы». Журнал поддерживает молодых авторов и публикует произведения финалистов и победителей в номинации «Поэзия. 10–13 лет» и «Поэзия. 14–17 лет».

Михаил Самойлов, поэт и медиаменеджер, продюсер, издатель, автор курсов лекций о русской культуре и литературе

Илья Белозерцев

Петрозаводск

Я сижу и ем печенье
И пишу стихотворенье
Про малиновый компот
И с колбаской бутерброд,
Про сосиски, про редиски
И про вкусные ириски.
А потом возьму печенье,
Обмакну его в варенье,
Чаем сладким все запью —
Я поэзию люблю!!!

Матвей Магаляс

Каменск-Уральский

РИФМЫ В ГОЛОВЕ
У человека – голова,
А в ней болтаются слова:
Трава, глава, река, кирка,
Жена, война, весна, казна.
Все слова рифмуются,
Тире у них красуется:
Трава – глава, река – кирка,
Жена – война, весна – казна.
От меня ушла жена
И у нас пошла война,
На дворе стоит весна,
От царя ушла казна.
На лугу растет трава,
У народа есть глава,
По селу течет река,
У шахтера есть кирка.
У человека – голова,
А в ней болтаются слова:
Жена, война, весна, казна,
Трава, глава, река, кирка.

Евгений Пахомов

Верхний Мамон

НЕМОЙ
Вышел с песнею немой
Перед честной публикой
Рассказать, что видит он
Жизнь, как дырку в бублике.
Долго слушала толпа
Вой глухонемого,
Рвущийся из глотки вон
С нотами минора.
Хохотали зрители
От речей глухого,
Никогда не видели
Номера такого.
Средь оваций и веселья
Похоронен был тот вой,
Без остатка, без сомненья.
Ну и кто из них глухой?

Софья Колеватова

Киров

МГНОВЕНИЕ
Лес укрыт завесой белой,
Как хрустальной тишиной,
От свободы ошалелый,
Мчится ветер над рекой.
Воды летние затихли на зеленой глубине,
Только звон снежинок редких в бледно-синей вышине.
Слух идущего встревожит и затихнет нежный звон,
То ли сосен скрип столетних,
То ли Богом послан он.
Лес гудит чредою веток, спящих мертвым зимним сном.
На полоску горизонта всходит солнышко желтком.
Пахнет воздух елью старой,
Хвоей, снегом и смолой.
Лес, верхушками кивая, говорит в душе с тобой.

Поэзия. Категория 14–17 лет

Анастасия Шальнева

Москва

НА ЛЕДНИКЕ
Одно мгновение. (Почем?)
Дух, как раствор, насыщен телом.
Одетый пеплом и лучом,
Ты просыпаешься весь в белом.
Тебе семнадцать (тысяч) лет.
Лед толст, но лето не остыло.
И на тебя наставлен свет
Тысячеликого светила.
А солнце, божий бомбардир,
Восходит полным белым шаром
И опускается на мир
Тяжелым солнечным ударом…
* * *
А ты летишь ко мне, загнав коня,
зовешь меня и руку жмешь, как другу,
и, кажется, жалеешь, что меня
свело с ума хождение по кругу…
СОЛОВЕЦКИЙ ОСТРОВ
Моря Белого воды черные;
Мор, логово, заключенные;
По небу синяя, синяя, синяя
От Кемперпункта пунктирная линия…
Матери-ноты. Катер окованный.
Стены бетонные, материковые.
Скарб волоча в серой, муторной полночи,
Я стану маленький, мяконький, войлочный…

Мария Молькова

Казань

Смерть – это сон-смола.
Вдох – лишь кривой костыль.
Шаг – и колокола.
Город – и гул пустынь.
Смерть – это тяжкий труд.
Кожа покрыта льдом.
Слово – мертво. Умрут
Стрелки. Часы – потом.
Смерть – это буква «страх».
Страх – безответный звук.
Свист – на колоколах.
Стон – у замерзших губ.
Смерть – это листопад.
Дождь – только повод гнить.
Небо – скорее ад.
Ад – лишь паучья нить.
Смерть – это способ ждать.
Рейс отменен: метель.
Тело – ручная кладь.
Вес превышает цель.
Вес превышает Вас.
Смерти причина – шанс.
КОМПАСЫ
Самый земной из когда-либо созданных компасов,
Ищущий север не стрелкой, а сиплым нутром,
Он дребезжит на ладонной исчерченной плоскости,
Вновь возвращая оторванный временем дом:
…трещины вьют свои гнезда на пойманной лестнице,
Смутно надеясь на тихий семейный уют.
Белыми листьями дикорастущего месяца
Плещутся дни и недели, не помня минут.
Вновь поднимаясь не с той переломанной ножицы,
Стулья-скелеты шипят на бессонную мглу.
Выбились окна из сил. Но все множится, множится
Мертвая злоба за мир, что лежит на полу…
Выплеснув память с привычной потрепанной нежностью
(вспыхнуло прошлое – в пепле уже ни следа),
Стрелка, качнувшись, кивает – туда, где по-прежнему
Светится в небе, не узнана веком, звезда…

Кира Поспелова

Глазов

ПРОЩАНИЕ С БУМАЖНЫМ ПОРТОМ
Ветер гонит на север
Забытое имя —
Только там, может быть, его кто-то
Найдет.
Если сможем, конечно,
Мы в толще из грима
Различить человека, а не черствый
Отчет.
Позабыты надежды
Давно и надолго,
Парус тонет в бумажном сухом
Порту,
Даже если кораблик
Найдет путь до Волги,
Вряд ли кто-нибудь нос отличит и
Корму.
Наша лоция жизни
С погодою спорит,
Нас от бакена к бакену сносит
Чуть-чуть,
Наши реки, впадая
В открытое море,
Помогают кому-то продолжить
Свой путь.
И когда мы устанем
Гоняться за смыслом
И доказывать что-то себе и
Другим,
Наша шлюпка растает
За утренним мысом,
И захочется жить только мигом
Одним.

Проза

Юлия Мезенцева


Родилась в 1976 году в Узбекистане, в Ташкенте. Живет в Москве, работает в области управления персоналом.

Выпускница литературных курсов Band, CWS. Публиковалась в журналах «Пашня», «Новая Юность».

Буриме

В поезде, прежде чем уснуть, я сунула нос в Надину книжку, но там не было ни диалогов, ни персонажей, одни сплошные рассуждения. Кому нужна книжка без персонажей?

Когда я открыла глаза, новостройки петербургского пригорода перемигивались в темноте окон, а телефон забился пропущенными звонками. Взрывная волна материнской паники отпустила быстро: четырнадцать неотвеченных от детей-подростков означают обычно, что на карте кончились деньги или я не оплатила интернет. Сыграла вторая ставка – интернет.

– Ты знаешь, куда идти? – спросила Надя, когда мы вышли с вокзала.

Я, придерживая рукой шапку и наверняка глупо улыбаясь, прочитала нараспев:

– Город-герой Ленинград. Конечно, знаю. Тут десять минут пешком.

Была метель. Стоило повернуться спиной к площади Восстания, снежинки взялись подталкивать нас в спину. Мы остановились на пешеходном переходе, пережидая красный.

– Да чего я только не делала! – Девичий голосок за нашими спинами зазвенел, будто пальцем щелкнули по фарфоровой чашке. – Иголки в фотку втыкала, мозги сороки ему скормила, волосы могильной землей прикопала…

– На каком кладбище? – отозвался глухой баритон. – На Смоленском не советую, лучше на Комаровском. Считываешь отсылку?

Стоило зажечься зеленому свету, девушка в драном, вероятно, безмозглыми сороками, тулупе и юноша в пальто-шинели, обогнув нас, понеслись через Лиговский проспект. Жест, которым он на ходу вынул из кармана часы на цепочке, лишил меня выдоха. На исходе девяностых, когда мой голос еще был звонким, Вадим пижонил с такими же.

Взглянув на циферблат, его молодой двойник подхватил спутницу под локоть и направился в полуподвальный магазинчик с лаконичной вывеской «Алкоголь напитки универсам продукты». Навалился на дверь, как боец ОМОНа, но быстро сообразил, что сезам открывается наружу. Я потянула Надю за ними.

Прихватив две бутылки десертного вина, парочка просочилась между стеллажами к кассе.

– Что такое «токаджи»? – задумчиво спросила Надя, прочитав этикетку.

– «У меня есть дома рислинг и токай…» – Я попыталась пропеть строку, но переврала мелодию.

– Не знаю такую песню, – сказала Надя.

Я вздохнула и вспомнила, что она и вправду младше меня на бездну лет. Подсунув кассиру упаковку мармеладных мишек, я молниеносно приложила к терминалу телефон и, не выпуская Надин локоть, выскочила наружу.

– Ты снова носишь красную помаду. Как его зовут? – спросила она.

Разговоры с Надей, юристом по образованию, профессии и образу жизни, – это всегда немножко дача показаний.