Меня услышь сквозь хриплый крик совы,

Рассерженной на слякоть и туманы.

И пусть мои прошенья не новы,

Тебя просить о мире не устану.

Оденься в платье цвета «рыжий лес»,

Не прячь глаза Мадонны за вуалью,

И мы с тобой станцуем полонез

В краю, где порох воробьи клевали.


А хочешь, пустимся с тобой в фокстрот,

И растанцуем ночь безлюдных улиц…

Ты только мне скажи, что оживёт

И сад, и дом, и город, где столкнулись

Добро со злом, а может быть, беда

Не по лесу ходила, а по людям…

Ах, осень, осень, если б я могла,

Я просто б огласила мир повсюду.


Выстой


Здесь закат над полями духмяный.

Здесь полынью горчит горизонт.

Здесь художник, в стихийной сутане,

Будто пишет мой красочный сон

Золотистым лучом сквозь молитвы,

Золотистым лучом сквозь войну, —

Просто мир, просто даль, просто «Выстой»,

И я сердцем в надеждах тону.


С терриконов спускаются трели,

С колокольни – обрывистый звон.

Милый загород точно свирельным

Волшебством допьяна опоён.

Степь донецкая вспыхнула гладью,

Ковылями натянутых струн.

И на танки в окопах не глядя,

Я в тебе окунуться иду.


Растворяюсь душой без остатка

В благодати некошеных трав.

Я в объятиях солнечно-сладких

От всех бед и страстей спасена.

Золотистым лучом сквозь молитвы,

Сквозь ветра, что привычно скорбят.

Просто мир, просто даль, просто «Выстой» …

Я стихами рисую тебя.


Свет


Я сотку тебе свет, мой друг.

Без станка и волшебной пряжи.

Из обыденных слов сотку.

Такой лёгкий, как пух лебяжий.


В нём запахнет весной миндаль.

В нём снегами сойдёт опасность.

Я последнее б отдала,

Лишь бы ты не грустил напрасно.


Я добавлю к той чистоте

Межсезонного неба омут,

Лик сикстинской мадонны, крест,

Чтобы горем ты не был тронут.


Колокольчиков синих звон

И альпийской лаванды шёпот

Я вкраплю, как святой огонь,

В полотна невесомость, чтобы


Ты услышал, как дышит степь,

Как орех молодеет грецкий,

Как умеет о светлом петь

Тишина обожжённым сердцем.


Я бы солгала


Золотой туман просочился в дом

сквозь полотна штор.

Разбудил герань в естестве живом

и печаль утёр

на ресницах в цвет пожелтевших книг,

пожелтевших трав.

Прикоснулся мест, где луна болит,

пустоту познав.


Молчаливый друг протянул мне в дар

облака в огнях.

Солнечную соль планов на вчера,

на весну, на май…

Свёрток белых зим, пролетевших птиц,

октябрей, путей…

Я ещё могу, может быть, спастись,

а быть может, нет.


Завтра будет день. Без меня, со мной…

В россыпи лучей.

Кто-нибудь другой всей своей душой

будет в нём стареть.

Постигать азы стихотворных троп,

стихотворных мук.

С пригоршни Христа воздух пить взахлёб

и молиться вслух.


Кто-нибудь другой соберёт из звёзд

бусы на снегу.

А сейчас туман пропитал насквозь

всё, что берегу…

Мемуаров – стог, кот наплакал – сил,

жизни полкило…

Я бы солгала, если б ты спросил,

всё ли хорошо.


Багряный горизонт


Возьми меня, воскресшую, за ворот

и в тёмное бездумье утащи.

Мэри Рид


Бетонные дома лежат холмами

разбитых судеб братьев и сестёр.

Стихает вьюга плачем Ярославы,

и вдовий лик мерещится в немой,

пустынной и крамольной панораме,

меняющей рубеж, передовой…

Идёт война, и с неба свет багряный

течёт на снег, как убиенных кровь.


Здесь был мой дом, беседка, пчёлы, груши.

Всё стёрто пламенем с холста земли.

Никто не воспретил огню разрушить

и церковь, где несчастных исцелить

могло бы время, битое на части…

В минуте шестьдесят секунд беды.

За пазухой я горе камнем прячу.

Я не могу былое отпустить.


Любовь моя покоится в подвале,

отпетая ветрами, без креста.

Я душу верить в чудо заставляла

и тысячу свечей в мольбах сожгла.

Мой прежний дом – блиндаж, траншея, бункер.

Мой прежний город – холод катакомб.

Мой регион делили, и он рухнул.

Мой прежний мир подавлен целиком.


Мне память довоенных вёсен гложет