Я тогда отвечал ему по поводу амбициозности, что ведь и Радион Раскольников с его «Вошь я или право имею?..» – был амбициозным. И тот, который проявился в Европе за ним следом: «Убивайте, убивайте!.. Я всё беру на себя…» – тоже был амбициозным, очень даже амбициозным… Но ведь ничего на себя не взял. На Нюрнбергский процесс не явился, не заявил с трибуны суда: «Я всё беру на себя!..», а глотнул цианистого и исчез, как нашкодивший бес…

И вот Европа опять под обаянием очередного амбициозного, на этот раз украинского, «спасителя Европы». Она запрещает европейскому сознанию знать и читать Достоевского, словно исполняет заветы писателя Пелевина. Но ведь то, что произошло на Украине и происходит сегодня в Палестине, это же как раз то, о чём предупреждал Россию, Европу, Мир Ф.М. Достоевский. И в той же Палестине схлестнулась такая дремучая-гремучая смесь, спесь племён и народов, такая амбициозность людей, идей… помноженных на жажду экономического и политического превосходства Америки и Европы над остальными народами Мира, что «проклятая тёмная достоевщина русских» может оказаться не так уж и тёмной, как показалась когда-то Пелевину. Да и не только Пелевину, большей части советской интеллигенции 90-х, уверовавшей в свет с Запада…

Я не знаком с творчеством писателя Пелевина, и слова, выдернутые из всего его творчества, всего направления его мысли могут вводить нас в заблуждение, как это часто с выдергиванием цитат бывает. Но если это завет писателя Пелевина молодым писателям и читателям России, то я с его тезисом не согласен.

Когда-то, в году 1984, мною было записано в виде эссе одно моё отношение к одному моменту той нашей советской жизни, которое так и называлось «Несогласие». Оно не получило гласности ни тогда, когда писалось, ни позже, во время «гласности и перестройки». Да автор к этому сильно и не стремился. Но в том «Несогласии» есть такие слова: «Правда – это русский Бог. Есть правда – веруем. Нет правды: “Народ безмолвствует”». Что может быть за этим «безмолвствует», которым закончил Пушкин «Бориса Годунова»? Тупая покорность тёмного народа?.. Или его удивление перед неправдой власти – оторопь, ступор… Что было за ступором, за тем пушкинским «безмолвствованием» нам известно из слов летописца:

«Сердца окаменели, умы омрачились: вблизи свирепствовало злодейство, а мы думали, оно минует нас или искали в нем личных выгод. В общем кружении голов все хотели быть выше своего звания: рабы хотели быть господами, чернь– дворянством, дворяне– вельможами… Гибло Отечество…».

Да, это по-настоящему один из самых темных, трудных моментов в русской книге бытия. Но разве в 90-х мы не подошли к такому же моменту?.. И, надо отметить, что после того пушкинского «Народ безмолвствует», после того момента «русской смуты» Россия поднялась окрепла, утвердилась на суше и на море, как до того не бывало!.. И не только в военных действиях: отодвинула от русских рубежей шведов, отправила тихо доживать на убогий остров амбициозного Наполеона… Но и в так называемой культурной, просвещённой жизни родила целую плеяду поэтов, историков, живописцев… того же приведённого мной эпиграфом Тютчева, Лермонтова… А баснописец Иван Андреевич Крылов? Разве он слабее французского Лафонтена и даже Эзопа:

Послушать, кажется, одна у них душа, —

А только кинь им кость, так что твои собаки!

(1815)

Разве в этом мы не узнаем себя, наших друзей по Советскому Союзу, по Варшавскому договору?..

А Пушкин!.. Разве он беднее Шекспира или Гёте?..

– Но всё это вопреки деспотической власти, – скажут мне демократические люди, вожделенно смотрящие на западную свободу… Почему только вопреки?..