не судил бы, наверное, других строго,

дорожил бы, наверное, честью и Отчиной,

да и жизнь бы писал почерком поразборчивей.

***

Стучит, стучит капель —

стучится в дверь весна.

Идёт войной апрель

и марту не до сна.

Потешная война?

Иль встанет снег стеной?

Лесная сторона

в кольчуге ледяной.

Лежит меч-кладенец

застывшею рекой.

И тает леденец

у солнца под рукой.

***

Т.

У неё оттаяли глаза,

а вернее, – сердце ледяное

растопила горькая слеза —

и оно забилось предо мною.

Я не знал, что делать и как быть,

как принять его побережней, и даже —

как его горячим сохранить, —

а затем признаться Богу в краже…

***

Мне бы спуститься с неба

и побродить по стране,

эти её просторы

телу в пору вполне.

Я бы полюбовался

розовою росой,

пройдясь по лесной поляне

утром босой.

Я бы в час солнцепёка

холодное пил молоко

возле родного дома

где-нибудь далеко.

Я бы ночным настоем

с радостью подышал, —

звёздная росная россыпь

бархатно хороша.

Вот они, грани мира,

основы основ,

жаль, что спускаюсь редко

с призрачных облаков.

Сыплются эсэмэски,

светится интернет, —

что там, за поворотом? —

в общем, и дела нет.

МУРАНСКИЙ НАПЕВ

Я в Мурани,

я в Мурани,

словно лодка в океане,

где берёзовая роща

плещет тихими волнами,

пробираясь-растекаясь

меж холмами и долами,

ой-да, встречаясь-раставаясь

с дубравами да борами.

Ой-да, малый океан,

мой зелёный лес,

на твоих волнах взлетаю

в синеву небес.

Ой-да, зелёный лес,

нескончаемый,

ой-да, на твоих волнах

лодочкой качаюсь я.

Ой-да, не вини меня,

что мороз да зной,

ой-да, не пои меня

зеленой виной.

Ой-да, малый океан

нашей дивной стороны

озарился светом звёзд

да сиянием луны.

Ой-да, мой зелёный лес

укачал меня.

Я во сне иль наяву

в тишине ночной

лодочкой плыву?..

Ой-да…

ПЕРВОГО СЕНТЯБРЯ

Лютовала жара, и тут – на тебе – холод.

Ветер с юга прохладу принёс

В темноту, что накрыла наш северный город,

Скрылся даже комар-кровосос.

Был бы рад, если б был потеплее одетым.

Впрочем – рад, впрочем, холод – по мне.

Ну а всё же… – вчера было знойное лето,

Нынче – осень. Приемлю вполне.

Обняла и прижалась. И холодно стало

Мне в объятии смелом её:

Ночь представилась тёмною гранью кристалла,

Отразившей моё бытиё.

Как же так, неужели такой чернотою,

Возбуждающей в теле озноб,

Жизнь полна, так бездарно прожитая мною

В райском мареве наших трущоб?

Огради меня, Боже, от прежних пристрастий

И от памяти прежней о них.

Впрочем, поздно молиться у Цербера в пасти,

На клыках трепыхаясь стальных.

А зима впереди, сны тяжёлые – тоже.

Всё исполнится. Всё – как всегда.

Как бы ни был сегодня мой голос тревожен —

Неизбежно вторжение льда.

КРЕСТ НЕСУ

Для кого безмерное пространство,

Для чего отдельные миры?

Почему мне этот мир достался,

Если он со мной непримирим?

Что бы я ни делал, всё в разладе

С миром зла, коварства, суеты.

Для чего, чьего прощенья ради

Крест несу? И все несут кресты…

Все несут – и бедный и богатый,

Все несут – и умный и дурак.

Ждут и опасаются расплаты,

Если что-то сделают не так.

Лучший выход – ничего не делать,

В пустыни конца мучений ждать,

Бога славить, истязая тело,

Чтоб в грехах не вызрела нужда?

Но не грех ли мрачное унынье

И отказ от жизни? Тяжкий грех.

Пусть же радость в души ваши хлынет!

Хватит светлой радости на всех.

И она, безмерная, поможет

Крест земной, нелёгкий донести.

Как бы ни был в жизни осторожен,

Гвоздь в твоей окажется горсти.

Потому как всякому распятье

Свыше предначертано уже.

Так зачем же нам, с какой бы стати

Боль дарить заранее душе?

РАННИЕ ВСПОЛОХИ

Утро. В тёплую тёмную комнату

И в привычную, ох, тесноту

Свет проник, заблистал на расколотом

Чувстве жизни, препятствуя сну.

Задышало окно стылой свежестью.

Плечи пряча под снег простыни,