как верно уже иду

но именем высшей силы

ежели смерть ни при чём

с Пасхой даймоний милый

новый рассказ начнём

***

посели меня в землях забытых стихов

посмотри и фамильною рифмой на -ов

и любовью к вмещающей много

глубине чернозёмного слога

и тяжёлую скорбь изрыгающим ртом

и смиренным покоем пред всяким скотом

в языке палестинского детства

всем я взял и куда теперь деться

не от первой любви

от последней трубы

так и бьющей наотмашь в библейские лбы

коренных хлебопашцев и прочих

нивы духа детей

и рабочих

принимай Аполлон мой крестьянский гамбит

эту вечную землю питает Коцит

и уносит с державинской одой

память жизни и славы народной

где не отчее поле живые овсы

а тугие метёлки голодные псы

безошибочно тупоголовым

указуют нам Слово

за словом

***

Устал бесконечно вести переписку.

Простите, мои дорогие друзья.

Уже не могу отвечать я без риска,

что доброй не будет депеша моя.

Поток всё идёт. Я спешу, запинаюсь,

ошибки вплетаю на каждом шагу.

Я очень устал, раздражён. И признаюсь:

в режиме таком я писать не могу.

ОСЕННИЙ ГЕКЗАМЕТР

Что написать шестистопником, рифмой и звуком упругим?

Чем удивить моих опытных давних и новых друзей?

Сам же сказал, что не может быть в метре поэт близоруким.

Сам же клепаю гекзаметром стих безо всяких идей.

Дождь за окном всё шатается и не желает кончаться.

Осень мила мне и в холоде, ветре безумном в ночи.

В пору такую немыслимо и невозможно влюбляться,

но в тишине мне являются к вечным вопросам ключи.

Тьма за окном. Лишь чуть теплится свет костромской автострады.

Жёлтым сканвордом мерцает мне дом за дождём вдалеке.

Люди по лужам проходят и осени явно не рады,

я же стою и не двигаюсь с трубкой «Куэрти» в руке.

Мне телефон и не нужен здесь по назначенью, по сути.

Клавиатура «Куэрти» мне также его не нужна.

Может, маяк он увиденный в тьме непроглядной до жути.

Может, дождя непрерывного тихо растает стена.

***

В батареях зажурчало:

подали тепло в дома.

Вот и октября начало,

вот и близко к нам зима.

Застывают в лужах льдинки.

Холод, ветер во дворе.

И вращаются снежинки

ранним утром на заре.

***

Тучи зависли над крышами спелые,

цвета свинца булавы.

В парке деревья осиротелые

мокнут в рванине листвы.

Блеском асфальта богатые, тёмные

в город пришли вечера.

Мысли, как мухи кругами, никчёмные

бродят в душе до утра.

Осени милой я буду приятелем:

я к её нраву привык.

Щёлкну на ощупь во тьме выключателем:

здравствуй, мой старый ночник.

3 ОКТЯБРЯ

С днём рождения, коллеги!

С Днём Есенина, друзья.

Осень, словно на телеге,

задремала у ручья.

День такой сегодня тихий,

лишь бродяги-воробьи

что-то делят у бадьи.

В остальном – сплошной пиррихий.

Только слышу: «Бах… Бу-бах…» —

сердце бухает в ушах.

***

Шар огненный плывёт над крышей

напротив моего окна.

Он словно клён октябрьский рыжий,

и осень ярко в нём видна.

Дожди всё чаще к нам приходят.

И голубые небеса

сияют редко, полчаса,

как ненадолго распогодит.

Так, словно чувствуя вину,

природа клонится ко сну.

ПЛЯЖНЫЙ БРАХИКОЛОН

Сед

бриз.

Свет —

вниз.

Мерк

луч

сверх

туч.

Плыл

шар,

лил

жар.

Газ

жёг:

глаз —

в шок.

***

Осень. Ночь. Сижу на кухне,

жду: вот чайник закипит.

И конфорка не потухнет:

чайник я сниму – пиит.

Ведь не все поэты странно

в мыслях бродят, чудаки.

Чайник уж свистит. И славно

в нём шныряют пузырьки.

Чайник подниму пузатый,

стих закончив на листе.

Дует ветер полосатый,

и рисует снег глиссады

за окошком в темноте.

КЛАССИКА

Брату Руслану

Мы с тобою уже старики,

мы с тобою классической школы.

Молодёжи смешны парики,

пудра, трости, поклоны, камзолы.

Только там – под камзольным шитьём

и рубахой из тонкого шёлка —

было выжжено белым огнём