Потом вдруг отключился и не дышал. На три дня уходил.

И не приходил в себя.

Думали, уже умер, пора заказывать погребение в гробнице при часовни и замуровывать тело без эпитафии.

Потом вроде задышал, закричал страшно—страшно – и очнулся.

Так что никуда я тебя не отдавал. Почти всё время возле койки дежурил.

Значит всё привиделось! – и моя пьянка с Сатром, и монастырь,

и меч Иштен Кардъя. Обряд «перехода» для погибшего Андреса и Мардук, кот учёный.

Но я же помню это как случилось, вот как сейчас.

Не стал Виландии рассказывать о том, всё равно не поверит, а если поверил бы, что это изменило бы.

Лишь палые листья носит постылый ветер по тротуару.

И я сидел погруженный в думы думские.

Всё когда кончается.

Всё, всё есть в мире, всё что захочешь.

Только нет в нём того что нужно мне.

Всё суета сует, мирская тщеть и пыль бытия.

Вот кто принуждает людей проваливаться в сон, впадать в кому, а потом заставляет проснуться, очнуться через времена – если это не самих божьих рук дело?!

Только люди думать об этом не хотят, занятые личными делами.

А это уже дело рук дьявола, он поглощает всех в свою грешную рутину

Потому все свойским делом и заняты: и боги, и дьяволы, и паства со своими пастырями.

Бог ты или не Бог – Сатр?! Забери меня отсюда.

Теперь это уже все равно.

Ничего ведь не изменишь? – да, путник и странник?

Странник… страна… странно. Очень странно.

Страннику в странной стране странно.

Там, внутри, в пыли и тишине «беспредельной» бродил – я?

Да, наверное.

И в подземном бункере Зоны – тоже я?

И здесь сижу на троне – я? Только какой из нас троих – настоящий?

Я—здесь полагаю, что я; а что полагают я—там, и я—очень—далеко?

Но ведь реальности разные для каждого из моего «я», и поскольку мертвых не существует…

Зри в корень: в корень проблемы, в корень прожитой жизни, в корень истории событий – тогда может станет чуть понятней.

И всё вновь стояли тяжким строем пласт незавершённых задач, для моего бренного тела, за каким-то хреном закинутым в мир ренессанса.

Впрочем, отчаиваться, равно как и впадать в уныние, не стоило.

Я еще поброжу по Испании, и поищу все ответы на них. Я должен найти. Должен! Иначе просто и быть не может!

«Найти – что?» – сам себя спрашиваю, или кого-то?

Ответ невидимо свернул за поворот аллеи лечебницы и удрал, громко клацая кошачьими когтями по булыжной плитке, лишь оставив пару черно—белых шерстинок на колючих ветках дендрария.

Пора было Идти. Дальше.

Наведывался туда, в ту самую гробницу, ради интереса, представляя как, смиренно тут покоюсь, а где-то в «беспредельной» неприкаянно ходит моя сущность, вечным рабом низших сущностей демонов.

Да уж, неприятное чувство.

А если б я очнулся уже замурованным в стене?!

Суровая строгость мавзолея подавляла и вызывала невольное благоговение. Казалось, сам Огнь Небесный стеснялся светить здесь в полную силу, дабы не нарушать торжественную гармонию вечного покоя.

Багровый купол венчал полированные стены серого, в тонких золотистых прожилках, мрамора, и стражами застыли вокруг недвижимые свечи кипарисов, чья темная зелень и неправдоподобно четкие, резко очерченные тени внушали людям суеверный трепет.

Пусть усопший почивает в мире – аминь.

Кое уже почили в мире господнем.

Аминь, и ещё трёхкратное аминь.

Как прощальный залп из оружия, над президентской могилой солдата

Удачного убитого и похороненного.

Вот только ноги отказывались подчиняться, идти назад в лазарет.

Все время сворачивали обратно, к мавзолею.

Человеку временами казалось: его место – там, в саркофаге, в подземелье, скрытом под мраморными стенами; он уже давно там, спит без сновидений, а по земле бродит лишь его неприкаянный призрак, навеки опутанный миражами чужой памяти…