– Я не знала, что вы испытываете ко мне подобные чувства, хотя признаюсь, у меня были некоторые… некоторые подозрения.

– Подозрения!.. Спасибо на добром слове.

– Мистер Атертон, вы прекрасно знаете, что очень мне нравитесь.

– Нравлюсь!.. Фи!

– И не перестанете нравиться, несмотря на это «фи».

– Я не хочу вам нравиться… я хочу быть любимым вами.

– Именно. И в этом ваша ошибка.

– Моя ошибка!.. мечтать, чтобы вы полюбили меня!.. тогда как я сам вас люблю…

– Так разлюбите, хотя я не могу не подозревать, что вы ошибаетесь и в этом.

– Ошибаюсь!.. думая, что люблю вас!.. отстаивая и доказывая чувство всеми душевными силами! Что нужно сделать, чтобы убедить вас в своей любви: обнять, прижать к груди, выставить вас напоказ перед всяким заявившимся сюда?

– Я бы предпочла избежать этого, и, возможно, вы согласитесь не говорить так громко. Кажется, мистер Шаллонер заинтересовался, почему вы раскричались.

– Так не мучайте меня!

Она раскрыла и закрыла свой веер; я склонен думать, что пока она смотрела на него, опустив глаза, на ее губах была улыбка.

– Я рада, что между нами произошло это объяснение, потому что, конечно, вы мне друг.

– Я вам не друг.

– Простите, но это так.

– А я говорю, что нет; если мне не дано стать кем-то большим, то я вам не друг.

Она продолжила – безмятежно игнорируя меня и поигрывая веером:

– Так вышло, что я нахожусь, прямо сейчас, в некоем щекотливом положении и нуждаюсь в дружбе.

– Что случилось? Кто тревожит вас… ваш отец?

– Ну… не он… пока не он; хотя вскоре станет, не исключаю.

– Так кто же причина?

– Мистер Лессинхэм.

Она заговорила тише – и опустила глаза. На какое-то мгновение я растерялся, не понимая, о чем она.

– Кто?

– Ваш друг, мистер Лессинхэм.

– Простите, мисс Линдон, но я совершенно не уверен, что кому-либо стоит называть мистера Лессинхэма моим другом.

– Как!.. Даже если вы узнаете, что я собираюсь стать его женой?

Я опешил. У меня имелись некоторые подозрения, что Пол Лессинхэм ближе к Марджори, чем полагается, но я и не думал, что она сможет усмотреть нечто привлекательное в таком болване и сухаре. И я еще умалчиваю о сотне иных соображений: Лессинхэм в одной парламентской фракции, ее отец в другой; старик Линдон со свойственным аристократу-тори высокомерием не устает насмехаться над ним при всяком случае; к тому же тут и речи нет ни о каком состоянии.

Не знаю, выдал ли я свои чувства; если да, то выглядел я совершенно сбитым с толку.

– Вы выбрали подходящий момент, чтобы сделать это признание, мисс Линдон.

Она предпочла не заметить мою иронию:

– Я счастлива, что вы так считаете, и сейчас вы поймете, насколько затруднительно мое положение.

– Позвольте сердечно вас поздравить.

– Благодарю вас за это, мистер Атертон, мне очень важно видеть, как вы рады за меня.

Я прикусил губу: у меня не было ни малейшего понятия, что она подразумевала, говоря такое.

– Я правильно понял, что это объявление было сделано мне как одному из многих?

– Нет, неправильно. Я доверила вам тайну, как другу… как самому близкому моему другу, ведь муж – это больше, чем друг. – Сердце мое грохотало. – Вы будете на моей стороне?

Она замолчала – и я не произнес ни слова.

– На вашей стороне или на стороне мистера Лессинхэма?

– Его сторона – моя сторона, а моя сторона – его сторона. Вы будете на нашей стороне?

– Не уверен, что правильно истолковываю ваши слова.

– Вы первый, кому я во всем призналась. Когда папа узнает, наверное, быть беде, сами понимаете. Он по-настоящему прислушивается к вам и ценит ваше мнение; когда грянет гром, я хочу, чтобы вы были на нашей стороне – на моей стороне.