– Ну и как? Помогло?

– С огурчиком пойдет! Но сама водка противная.

Так за разговорами мы засыпали безмятежным сном, чтобы утром продолжить беззаботные игры и забавы.

Несмотря на то, что все в моей жизни было хорошо и спокойно, во время путешествия я почувствовал, что в стране происходит что-то неладное и зловещее. Вечерами взрослые подолгу засиживались на кухне, что-то горячо обсуждали и спорили. Чернобыль, Афганистан, националисты, беспорядки в Алма-Ате, Тбилиси и Сухуми, страшный взрыв в Уфе, Ельцин, митинг в Москве, забастовки шахтеров – эти непонятные, но одновременно пугающие слова нередко доносились до моих ушей. Все чаще можно было услышать слово «душераздирающий», которым можно было описать те или иные события. С другой стороны, взрослые с удовольствием слушали записи Задорнова и Хазанова, которые смешно рассказывали, как все глупо и бестолково устроено в Советском Союзе. Все это сильно контрастировало с тем, чему нас учили в школе и что показывали по телевизору.

Примерно в это время и появился симптоматический анекдот про Брежнева. Помирает, значит, дорогой Леонид Ильич. Собрались его помощники и заместители. А Брежнев говорит, мол, в гроб положите меня на живот. Собравшиеся отказываются. Говорят, что так нельзя, не принято. И спрашивают, с чего вообще появилась такая мысль у мудрого генсека. А тот отвечает, мол, поживете без меня, а потом еще откопаете, да в попу целовать будете, умоляя вернуться. Всем родственникам анекдот нравился. Они говорили, что Леонид Ильич был прав.

В общем, было решительно не ясно, что происходит, но было совершенно понятно, что ничего хорошего. Впрочем, детское сознание не было готово вникать во все эти перипетии, а поэтому мы продолжали гулять, играть и всячески веселиться.

Оставался один день до отъезда из Львова. Всю нашу детскую гурьбу отправили на пару часов погулять во двор, чтобы не мешать взрослым собирать вещи.

– Не вздумай никого потерять! – строго наказали старшему Димке, который был явно не в восторге от перспективы отвечать за жизнь и здоровье четырех глупых малолеток.

Впрочем, в те достопамятные времена родителей не особенно интересовало мнение детей, а потому Димке ничего не оставалось, как безропотно повиноваться. Квартира располагалась на седьмом этаже, поэтому мы решили вызвать лифт. Когда тот приехал и распахнул свои объятия, мы загрузились в кабину и нажали кнопку первого этажа. Лифт скрипнул и покатил вниз.

– Смотри, как я могу, – с этими словами Димка лихо подпрыгнул, с грохотом приземлившись всем своим немалым весом на пол кабины.

Лифт дернулся и остановился. Мы вскрикнули от испуга. Дима расхохотался.

– Дима, что ты делаешь! Ты нас напугал, – мы с Леной стали ругать брата.

– Мы застряли! Мы здесь погибнем! – начали ныть младшие Круасановы.

– Да я сто раз так делал. Ничего не застряли! – довольный произведенным эффектом, смеялся Димка.

Он нажал кнопку, лифт снова скрипнул продолжил плавное движение.

– Я же говорил, ничего страшного. Можно еще раз так сделать, – Димка снова прыгнул и заржал.

Лифт, душевно матюкнувшийся где-то в глубине своих механизмов, снова встал. Мы опять стали ругаться.

– Ладно-ладно, больше так не буду, – пробурчал Димка, недовольный отсутствием восхищения его лихостью и критикой снизу (в буквальном смысле).

Он ткнул пальцем в кнопку с изображенной единицей. Но в этот раз лифт решил больше не катать маленьких неблагодарных засранцев. Димка еще несколько раз нажал на кнопку. Ничего.

– Отлично, сходили погулять! Вот на фига так было делать? – мы с Леной усилили накал обвинений.