Вот раненый президент падает головой на колени супруги, и кровавые пятна расплываются на её изысканном костюме. В нём вдова потом будет ходить весь день, не снимет даже перед принятием присяги новым хозяином Белого дома. Вот пока ещё первая леди легко и ловко карабкается на багажник, протягивает руку бегущему сзади мужчине, и с неженской силой затаскивает его в автомобиль. Через несколько секунд кортеж срывается с места и на бешеной скорости мчится в госпиталь – просто потому, что так надо. Вряд ли кто-то сомневался в том, что помочь тут не мог и Господь Бог.

Больной слабо махнул рукой, и экран погас. Да, расторопный мистер Запрудер сумел снять всё то же самое, заработал кучу денег и прославился на весь свет. Очень уж вовремя он оказался там со своей кинокамерой. Прямо чутьё какое-то на сенсации – ведь этот тип ничего не знал о том, что должно случиться. А вот он знал всё, потому и поставил своего человека с камерой в подходящее место.

Разумеется, плёнку он никому не продал бы, ни за какие миллионы, потому что память о прошлом бесценна. И здесь, к тому же, прекрасно видны исполнители, имена и клички которых были ему известны. Лишь бы успеть, уничтожить перед кончиной эту страшную улику, но перед тем ещё раз просмотреть запись – в последний раз!

Всё-таки приятно, черт побери, чувствовать себя творцом истории! Пусть он был там последней спицей в колеснице, пусть потом много лет дрожал от страха, что его уничтожат как слишком осведомлённого. Пусть он лишился любимой жены, которая до сих пор ничего не хочет слышать о нём. А ведь знает, что бывший муж умирает от рака, и мучения его поистине адские. Неужели ей мало этого? Впрочем, Энн оказалась наполовину русской, о чём он и не подозревал. У неё могут быть свои понятия о добре и зле.

Кто бы сказал тогда, на вечеринке в пятьдесят шестом голу, что прекрасная англичанка на самом деле родилась в Петербурге,… или тогда город назывался как-то по-другому… неважно! Он справился бы с собой, задавил голос сердца доводами рассудка. И, возможно, не корчился теперь по ночам от боли и страха. Не проклинал бы себя за то, что слишком доверял пасынку, который предал его в самый ответственный момент. Да, иначе, чем промыслом Божьим, ту удачу не назовёшь. И даже о том, что утечка случилась по его вине, никто, кроме Энн, не знает. Но она молчит, ни с кем не делится тайной, а ведь могла бы. Энн по-дворянски благородна, и не хочет позора, огласки даже для того, кого всем сердцем ненавидит…

Он медленно встал, с трудом разогнул колени. Ноги сегодня совсем не слушались, и тело болталось на них туда-сюда. Рука неуверенно держала палку, и потому она мало помогала. Сделав несколько шагов, больной остановился, чтобы передохнуть. В голове стоял туман, перед глазами всё плыло. Рванув ворот куртки и рубашки, он продолжил путь – на воздух, к секвойям и к океану. Там ему будет лучше, легче дышать. Он немного отдохнёт в шезлонге, на террасе, а потом пойдёт снова разбирать свой архив.

Он делал это каждый день, по полчаса – на большее не хватало сил. Как жаль, что младший брат погиб в авиакатастрофе, спустя всего три года после их триумфа в Далласе! Как бы помог он сейчас в этой тяжкой, нудной работе! Более верного человека у больного никогда не было, и сейчас он особенно остро это ощутил. Никому, кроме Эндрю, нельзя доверить архив, в котором есть очень много интересного…

– Мистер Гелбрейт, вам что-нибудь нужно? Я могу быть полезна?

Больной вздрогнул, пошатнулся, едва не упал. Видимо, Эстер наблюдала за ним всё то время, что он видел в кинозале. Конечно, так и надо, это – её долг. Но равно неприятно осознавать, что за тобой следят, каждый твой шаг контролируют. Так, чего доброго, и до архива доберутся. Да и зачем он копается в этих бумажках? Кому они нужны? Дочери и сыну это неинтересно, брат мёртв, а до дальних родственников ему нет дела. Завещание уже давно составлено, хранится у адвоката, и будет вскрыто после его смерти. Вот как бывает – и дети есть, и внуки, а умираешь один, по-собачьи…