Через тамбур прошел молодой солдат – срочник. Проводя его взглядом, словно очнулся ото сна. Подобную картину я видел из окна казармы в самые первые дни своей срочной службы. Ну, конечно, это была середина ноября 1964года, под Москвой, в учебном взводе узла связи дивизии внутренних войск имени Ф.Э. Дзержинского, куда я попал по призыву.
Московская область, г. Реутово – 3, ОМСДОН ВВ, 4-й МСП. 1964год
Я стоял у окна солдатской казармы, и передо мной открывалась часть центральной линейки, вдоль которой выстроились солдатские казармы. Между асфальтированной полосой автомобильной дороги и казармами, раскачивались, раздетые осенью, сотрясаемые порывами ветра, освещенные фонарями, высоченные тополя. Этот же, холодный, осенний ветер швырял в окно казармы заряды мокрого снега, вперемешку с непрекращающимся, нудным дождем.
Именно под впечатлением этой ужасающей картины, я, наконец-то осознал, какую огромнейшую глупость я совершил, попав на три года за армейский забор, напрочь вычеркнув их из своей жизни. Это при том, что ещё не хлебнул солдатского пота, ещё не зная, что меня ожидает в эти долгие, почти бесконечные, три года.
У меня был законный способ избежать призыва в армию. Надо было только следовать намеченному для себя курсу. После окончания школы я намеревался поступать в авиационный институт. Только куда – в Харьков или в Ригу – пока ещё не решил…
Когда и где я сбился с выбранного пути?… Здесь и произошел разворот в моей судьбе – резкий, но, вероятно, не первый …
На третий или четвёртый день после выпускного школьного вечера, ко мне пришел живший неподалёку школьный товарищ и заявил, что подаёт документы на вечернее отделение Уральского политехнического института – УПИ. Оказывается, у нас в городе есть такое отделение. Необходимо только устроиться на работу, и через неделю вступительные экзамены. Студенты вечернего отделения не подлежат призыву в армию. В общем, уговорил. Я поступил, товарищ мой провалил физику.
Когда получили студенческие билеты, оказалось, что это не вечернее, а заочное отделение. Отсрочка от призыва заочников не касается. Забирать документы и поступать заново в другой ВУЗ, я не рискнул. Учиться и работать оказалось очень сложно, гораздо сложнее, чем предполагал и я обзавёлся несколькими «хвостами». У меня был вариант: после окончания первого курса перевестись на дневное отделение, снова на первый курс, но мне отказали. Вероятно, из-за «хвостов».
Сказать честно – большого интереса и энтузиазма в учебе я не проявлял, – видел себя авиационным инженером, как мой двоюродный брат, Зиновий Турецкий. Когда мне было ещё 14 – 15 лет, в один из длинных зимних вечеров, просматривая с родителями семейный альбом, увидел на фотографии молодого офицера – в форме старшего лейтенанта с «крылышками» в петлицах парадного кителя.
– Кто это? – поинтересовался я у мамы.
– Твой двоюродный брат, его мама моя сестра.
– Он кто, летчик?
– Нет, он служит авиационным механиком, где-то в Средней Азии.
На этом разговор закончился, но чувство уважения и хорошей зависти осталось – кто из мальчишек в годы первых спутников и первых космонавтов не хотел видеть себя в авиации, откуда, как считалось, открывалась прямая дорога в космос … Кроме этого, в 18 лет хотелось ещё и погулять …
В общем, я оказался там, где оказался – в солдатской казарме…
Вполне вероятно, что со своей дороги я свернул ещё раньше, года за три до окончания школы. После окончания восьмого класса, весь наш класс, в полном составе, перевели в другую школу. Школа была новой, там собрался весь цвет учительского состава. Поступление в ВУЗы после неё было почти сто процентное. Учились в этой школе дети всего городского и заводского начальства. Собственно, городское и заводское руководство было практически в единых лицах, ибо руководство одного из крупнейших металлургических заводов страны определяло всю жизнь нашего городка. Мой отец не входил в это число – он работал в цехе старшим мастером.