– Ничего, – пытался немного приободрить будущих курсантов. – Всё ещё впереди… Будет у вас настоящая форма, ещё успеете, за пять лет не одну износите… По одёжке только встречают…

Уставной формы для меня, вероятно, тоже не нашлось. Собирался одеться в то, что было, но, взглянув на наше «воинство» передумал… Для чего меня в полку приодели во всё новое?… Пусть все знают, что перед ними военнослужащий, а не «выпускник» гауптвахты и что мы не пальцем… деланные. Решил быть в том, в чём приехал, только вместо парадного кителя оделся в зимнюю полушерстяную гимнастёрку – в ней намного удобней. Перешил все зелёные пуговицы на парадные, «золотые»; перевернул красным цветом наверх погоны… Сойдёт за выходную форму… Хоть и жарковато в ней, но почти по уставу… Откуда здесь могут знать, как носят в столице… Тем более ВВ… Зато выглядит красиво и солидно… Сразу будет видно, что из Москвы. Пока переодевались, вернулся Лукин.

– Пойдём, покурим, старшина, – лейтенант увёл меня в курилку, – спасибо тебе, что всё организовал и прикрыл меня. Займи людей – честное слово, мне надо уйти. Если что нужно будет, обратись к дежурному по училищу – я с ним договорился, он поможет. Вечером придёт дежурный с двумя дневальными. Вопросы есть?

– Так точно, есть. Разрешите?…

– Почему Вы называете меня старшиной? Я только младший сержант…

– Здесь все курсанты носят морскую форму и имеют флотские звания. Разберитесь в них, товарищ старшина третьей статьи.

– Есть разобраться, товарищ…

– Офицеры имеют те же звания, что и в армии…

– Есть, как в армии! У Вас как дела, товарищ лейтенант? Родила?

– Да нет, ещё, вот я и дёргаюсь. Оставайся, я побежал.

– Удачи Вам, товарищ лейтенант!

Закончив переодевание, выстроил ребят в две шеренги, лицом друг к другу. Форма висела на них, как на пугалах; бескозырки, как блины, не держались на головах… Я не настаивал, но Егоров, с видимой неохотой, поменял свою суворовскую форму на флотскую. Себе я оставил комплект стираной «робы», хотя абсолютно новое Х/Б у меня было с собой…

Адрес училища у меня был – посадил всех писать письма домой – «прибыли, встретили, устроились, и т. д.»

Затем, под мою диктовку, записали слова строевой песни, которую я помнил ещё с первого года. В роте связи, вместо строевых, мы «пели» всякую всячину, вплоть до «Чёрного кота».

Распределил их на три отделения, объяснив им, что это временно; показал, как перестраиваться из одной шеренги в две, в колонну; ещё несколько строевых приёмов, как приветствовать командиров. Незаметно подошло время ужина.

После ужина хотел ещё с ними заниматься, но многие «заклевали» носами – тогда на улицу, размяться, чтобы спать не хотелось; двоих положил спать, на всякий случай, в помощь дежурному.

Прогулка ничего не дала, и с разрешения дежурного по училищу уложил всех спать; сами с Егоровым остались дневалить, ожидая прихода дежурного… – Мы с тобой теперь братья одной крови, – сказал я Володе. – На нас обоих красные погоны и пока не появятся штатные сержанты, то есть старшины, нести нам с тобой службу вместе, как медному котелку с крышкой.

– Вы разве не останетесь с нами?

– Вряд ли. Если мне не удастся сдать экстерном зачёты и экзамены по общеармейской подготовке за первые два курса, я не останусь. Зачем мне учиться тому, что я уже проходил и терять при этом, ещё целых два года? Тебе сколько лет?

– Восемнадцать, … скоро будет.

– Мне через три месяца будет двадцать два. Ты в двадцать два будешь уже офицером, а мне будет уже двадцать семь, когда я надену погоны офицера. Ты в двадцать семь будешь уже носить погоны капитана, а то и майора, а я только лейтенанта. В тридцать пять – попаду в бесперспективный возраст, и уволят в запас, в лучшем случае, капитаном. Чувствуешь разницу? То – то же.