Вместе с тем сложилось впечатление, что бойцы и командиры подбираются без должной требовательности и в целом их подготовка и вооружение для выполнения выдвигавшихся задач слабоваты. Дисциплина оставалась низкой. Взаимоотношения были товарищеские, партизанские, не уставные. Рыжиков называл своих подчиненных «шарашкиным войском». Он добивался укрепления дисциплины. Требовал от инструкторов обстоятельной отчетности о подготовке партизан, что я не всегда делал и за что получил нагоняй.

С Петром Евдокимовичем Чишкалой мне довелось выполнять ряд других заданий по подготовке и переброске партизан. А однажды вылетел с ним на разборку конфликта районной власти с местным партизанским отрядом, засевшим в камышовых зарослях плавней на острове. Не предприняв никаких действий против оккупантов, эти «партизаны» уже после отхода противника продолжали пьянствовать и отбирать у населения продовольствие. На вооруженное сопротивление властям они не решились, и мы уехали, а ими занялся прокурор.

О себе Чишкала ничего не рассказывал, да и вообще был молчалив. Только позже из архивов я узнал, что до войны он кончил физкультурный техникум, служил в Красной армии и в первую неделю войны был ранен. Вылечившись, закончил в Москве Высшую школу особого назначения и в ней командовал учебной ротой. Затем был направлен старшим инструктором минно-подрывного дела в распоряжение представителя ЦШПД при штабе 28-й армии, в Астрахань. В его личном деле значилось: «Предан партии Ленина–Сталина и Социалистической Родине». Был к тому же умелым и требовательным. Он не был женат и, по моим наблюдениям, довольствовался редкими случайными встречами с добрыми женщинами.

Ездил в командировки и самостоятельно. На автомашинах или на самолете, иногда в гондолах ПО-2 добирался в разные места к партизанам с оружием и боеприпасами. Новый год встретил и слушал по радио приветствие Калинина в большом русском селе Логань, откуда 1 января 1943 г. в гондоле самолета вернулся в Астрахань.