«Вот и время разбрасывать камни…»
Вот и время разбрасывать камни.
Камни знают это и сами,
но и зная, летят со слезами,
об углы разбивая грани.
Рвутся нити со звоном в ткани
из которой завеса в Храме,
меркнет солнце, уходит Свет.
Распинается мироздание:
“О Спаситель, останься с нами!
Неужели нельзя умнее?
Неужели мало умение
всех веков и всех поколений,
чтобы Слову коснуться тления?”
Но и камню и ткани ясно
Ясно, что их мольбы напрасны,
что иного у Бога нет!
А за этим, кося за шоры,
иудеи чинят заборы.
Их ни горе камней не ранит,
ни смертельное ткани пение,
ни…
“дальше забыл”.
При этом несколько раз приводил это как пример пользы забывания.
Устно еще пояснял, что под “чинят заборы” подразумевал иудейские ограды вокруг “закона”, но не обошлось и без шуток про “починяют примус”.
Пустыня остается
(Иконопись)
Горечь разнообразий,
я весь город облазил:
Горсти образов ранних
и безобразий.
Но еще остается пустыня,
Ведь в ней светотени нет места,
И лучей безразлична отвесность.
Ты с нею кипишь или стынешь,
Пережив состоянье системы
И не составляя картины.
А. говорил, что первые четыре строчки тут почти случайны. Они существовали в огромном количестве вариантов, и все – не слишком интересные. “Сегодня я бы заменил их отточием, но тогда я к этому был не готов и не хочу сейчас переписывать прошлое”.
вечер
В темной комнате лежа,
взгляд точно пытаясь уставить,
Сочиняю я письма,
хорошие письма тебе.
Но слова улетают.
Вверх.
Через дырявую память.
Их как дым и кусочки горящей бумаги
несет по трубе.
ночь
А потом рассыпаются связи
измученных образов.
И пуста и тупа
крутит ночь мне свой калейдоскоп.
Впечатления дня, впечатления жизни разобраны,
я не сплю,
но меня засыпают, сорвавшись со скоб.
утро
Впечатлений волна с недосыпа упорного
Мне выносит всегда
ощущенье тебя.
После ночи без сна
так полна, так бесспорна ты,
Как от листьев оторванных
ощущенье стебля.
Но от сряща полуденных бесов тупеешь,
тупишь, уступаешь.
День спустя, жизнь спустя,
все спустя до копейки, дотла, до кости.
– Прости, ты чихнула, Сова.
– Бог простит.
Но отчетливо вдруг понимаешь:
В этой комнате темной оставил талант,
золотой эталон.
А взамен получил, потащил и принес три строфы.
Сохранил их на вечный потом.
Поскольку последнее стихотворение очень важно, приведу по возможности полный отчет о его обсуждениях с автором. Диалоги приводятся не в хронологическом порядке, а в порядке расположения обсуждаемого в тексте. “С” – составитель, “А” – автор.
С. – Тебе не кажется, что “уставить” скорее ассоциируется не с “уставиться”, а с каким-то уставщичеством?
А. – Можешь заменить на “наставить”.
С. – Это еще хуже.
А. – Ну, не меняй.
___________________
С. – “Засыпают” – неудачный каламбур, и что еще за скобы такие?
А. – Скобы мне важны, на них все крепилось в нормальном состоянии сознания, по крайней мере, так я тогда это видел. А про каламбур – верно, но менять не буду, чтобы не испортить что-нибудь более важное.
___________________
С. – Рифма “стебля”, да еще в конце строфы вызывает определенную нежелательную ассоциацию.
А. – Несколько раз пытался ее поменять, но результат каждый раз был хуже оригинала, – обязательно терялась часть смысла.
С. – Не хочешь еще попробовать?