Еще одна маленькая комнатка на втором этаже была отдана в распоряжение детям. Хотя она была крошечной, ее не называли детской, и в ней даже не было камина. Служанки – две грубоватые, любвеобильные, сердечные, расточительные сестры, которые не в состоянии говорить об этом семействе без слез, называли эту комнату «детским кабинетом». Самой старшей ученице было к тому времени около семи лет.

Жители Хауорта были совсем не бедны. Многие из них работали на соседних фабриках, некоторые сами были владельцами небольших фабрик и мануфактур, были среди них и лавочники, торговавшие мелким повседневным товаром, но за советом врача, канцелярскими принадлежностями, книгами, юридическими услугами, одеждой и деликатесами нужно было ехать в Кейли. Было там и несколько воскресных школ: баптисты первыми основали свою, за ними последовали уэслейнцы[30], а затем уже англиканская церковь. Славный Гримшо, друг Уэсли, построил маленькую часовню для методистов, но она стояла у дороги, ведущей к торфяным болотам; затем баптисты построили культовое заведение, которое отличалось тем, что находилось на удалении нескольких ярдов от дороги, и тогда методисты нашли целесообразным возвести другую, более крупную часовню, еще более удаленную от дороги. Мистер Бронте был в дружеских отношениях с каждой религиозной общиной как таковой, но от отдельных лиц его семья держалась отчужденно, если только тем не требовалась от него какая-нибудь непосредственная услуга. «Они держались очень замкнуто», вот свидетельство тех, кто помнит о том, как чета Бронте впервые появилась среди них. Думается, большинство йоркширцев возражало бы против системы регулярных визитов пастора; их свирепый и независимый дух восстал бы против того, чтобы кто-либо, пользуясь своим положением, возомнил себя вправе расспрашивать, советовать или поучать их. Древний, но все еще живучий дух холмов вдохновил их на следующее двустишие, начертанное в верхней части одного из сидений, предназначенных для священников, в аббатстве Уэйли, расположенном в нескольких милях от Хауорта:

Я спросила одного жителя из окрестностей Хауорта, что представляет собой священник его церкви. «Он на редкость хороший малый, – последовал ответ. – Занимается своими делами, а в наши нос не сует».

Мистер Бронте усердно посещал больных, а также всех, кто за ним посылал, и добросовестно ходил по школам; так же поступала и его дочь Шарлотта; но, ценя и уважая свою личную жизнь, они, видимо, с чрезвычайной щепетильностью старались не ущемить и личную жизнь других.

С первых же дней своего пребывания в Хауорте они чаще ходили на прогулки в сторону вересковых пустошей, плавно поднимающихся прямо за пасторским домом, чем по направлению к длинной идущей вниз деревенской улице. Славная старушка, ухаживавшая за миссис Бронте во время болезни (рак внутренних органов), которая начала расти и укрепляться в ней всего лишь через несколько месяцев после переезда в Хауорт, рассказывала мне, как в те времена шестеро малышей шли, взявшись за руки, к роскошным пустошам, которые они так страстно любили в последующие годы; старшие тщательно опекали неуверенно семенящих крошек.

Они были слишком серьезны и молчаливы для своих лет, возможно, их подавляло присутствие в доме тяжелой болезни, ведь в те времена, о которых рассказывала моя старушка, миссис Бронте была уже прикована к постели, и ей так и не привелось больше покинуть свою спальню. «Вы бы никогда не догадались, что в доме есть дети, они были такими спокойными, тихими, послушными существами. Мария имела привычку запираться в детском кабинете с газетой (ей было лишь семь!), а выйдя оттуда, она могла все пересказать: дебаты в парламенте и уж не знаю, что еще. Она по-матерински относилась к своим сестрам и брату. О таких хороших детях и слыхом не слыхивали. Как будто они были не из плоти и крови, настолько они отличались от всех детей, которых я когда-либо видела. Частично я отношу это к причудам мистера Бронте, который не разрешал им есть мясо. И совсем не из соображений экономии, в доме царил не только достаток, но даже расточительность, так как не было хозяйского досмотра за молодыми слугами, но он считал, что в детях надо воспитывать простоту и выносливость, так что к ужину им подавали лишь картофель. Но они, казалось, никогда ничего другого и не желали, такие они были славные. Самой хорошенькой была Эмили».