Минул год. Закончив первый курс института, я приехал в начале июля в деревню на летние каникулы и с нетерпением ждал её приезда. Но вот прошел июль, и не осталось ни малейшей надежды на то, что она приедет в деревню: август – пора вступительных экзаменов, а она собиралась поступать в институт в своем городе. Все мои мечты о нашей встрече рухнули, долгое ожидание сменилось в душе унынием и чувством отчаянного одиночества. Я клял себя за то, что не спросил у её бабушки адреса, можно было написать письмо, узнать приедет или нет и не мучиться в неведении, не замирать сердцем всякий раз при виде рейсового автобуса из райцентра. Мысли о письме приходили ко мне постоянно, но я никак не мог решиться сходить к её бабушке и спросить адрес. Только терпеливо ждал день за днём. И так целый месяц.
Иногда вечером я уходил к нашим липам и подолгу засиживался один на замшелых камнях, вспоминая минувшее лето. Думать о ней здесь мне было легко, как будто только вчера мои ладони касались её плеч, а ветер задувал к моему лицу её волосы. Я закрывал глаза, и видел её стоящей спиной к дереву, видел её красивые большие глаза и чувствовал прикосновение её влажных губ. И что мне теперь было делать? Помнит ли она обо мне в своём далеком городе? Встретимся ли мы когда-нибудь?..
Кирпичный вокзал старого города, заново окрашенный в красный цвет с белыми обводами вокруг окон и дверей, выглядел в этот пасмурный осенний день серым и неприветливым. На тележки носильщиков, на следы людей, на их головы и плечи тяжелыми хлопьями валил мокрый снег. Рыжая собака мелко перебирала короткими лапами по свежему снегу, и из-за голодного блеска её заискивающего взгляда тоскливо подумалось, что она бездомная.
Мой приятель, которого я приехал на вокзал провожать, уже вошел в вагон, и я с секунды на секунду ждал отправления поезда. Хотелось курить, но спички у меня кончились. У соседнего вагона торопливо докуривал сигарету высокий парень в расстегнутом на все пуговицы пиджаке, видимо, ехал этим же поездом. Я направился к нему прикурить, но на полпути что-то заставило меня остановиться и повернуться лицом к поезду.
Из окна вагона, опираясь маленькими ладошками на стекло, смотрела она. Это было так неожиданно, что я застыл на месте и какое-то время не мог понять: снится мне или вижу её наяву. Удивление и радость смешались в сердце. Она тихо улыбалась мне, а поезд уже тронулся. Его движение вывело меня из оцепенения, я бросился к уплывающему прочь вагонному окну.
Она, видимо, заметила меня на перроне чуть раньше, но выходить ей было уже поздно, и она лишь успела написать на клочке бумаги номер своего телефона. Улыбаясь, показывала его через стекло. На ходу я радостно махал рукой в знак того, что увидел и разобрал крупно написанные неровные цифры, которые могли соединить нас. Через несколько минут поезд скрылся из виду в летящем снегу, уже далеко погромыхивал колесами на стыках рельс, а я всё еще стоял на краю платформы, взволнованный, благодарный судьбе, и вслух повторял номер её телефона…
Через два дня я позвонил ей по междугороднему телефону-автомату. Оказалось, она ездила с отцом в Ленинград. Мы долго разговаривали с ней и с тех пор в течение нескольких лет никогда не теряли связи друг с другом, а дважды в году, во время зимних и летних каникул, встречались в деревне.
Как это прекрасно – знать, что где-то, пускай далеко-далеко, живёт дорогой тебе человек и этому человеку ты всегда нужен. Мы были счастливы. А разве можно обыденными словами рассказать о счастье?
Но юность беспечна. Она всегда далека от того, чтобы день измерять часами. Годы уходили, а мы не дорожили ими. Мы даже не подозревали тогда, что были счастливы. Просто казалось, что так должно быть и будет всегда. Но всё кончилось неожиданно и грустно, и некого винить в том кроме себя…