взрослыми детьми, образовали семейные кружки.

Галдящих ребятишек старики повелели прогнать, чтобы те не мешали. Напившись чаю, отфыркиваясь и отирая пот, Тимофей Силыч, понял по шуму, что народ прибыл в избытке и ждут выхода. Глянув в окно, убедился, что давно не видел такой активности на сходе. Земля тянула по весне к себе всех, а земля, почти дармовая, как заявил сам

землеустроитель, сдвинула в толпу почти всё село. Шум стоял, как на цирковом представлении. Выйдя на крыльцо, жандармский чин поднял руку и зычно крикнул:

– Ну, что делать будем – кричать или дело решать?!

Бойкий мужичок, в треухе и залатанном полушубке, прокричал:

– Давай-ка, Силыч, обскажи всё сначала погромче, да растолкуй вновь явившимся, какой рай ты нам наобещал.

Силыч, уже по обкатанной до этого программе, изложил, расцвечивая новыми красками, все выгоды переселенцев. И земли будет больше, и обустроиться будет легче, и не в Сибирь ехать надо, и власти помогут и лесом и деньгами, и налоги, поначалу, брать не станут. В заключении бросил в толпу призыв:

– Подумайте, мужики, сколько выгод. Кто решиться —

бумаги быстро выправим и поможем, дело стоящее, а нам ещё по другим сёлам путь предстоит; смотрите, как бы не опоздали – скоро сев. Из собрания посыпались вопросы, тех кто недопонял и не расслышал, на что Силыч дал совет:

– Вы, как прежние переселенцы, можете ходоков туда послать. Железная дорога до самого места доставит, а там уже ваши земляки обустроились – вот и у них поспрошайте и оглядитесь, да и у властей на месте лучше заранее определиться. Ну а потом, всё и обскажите селянам. Так что, поторапливайтесь!

Жандармский офицер, исполнивший свою миссию, и Тимофей Силыч устроились в тарантас и по весенней

распутице полетели в другое село агитировать других переселенцами становиться.

Сход долго не расходился. Отдельными группами обсуждали предложение. Те – кто побагаче, обустроился на месте, в своих головах прокручивали сказанное и находили много выгод для себя, если недоимщики и беднота уедет. Тогда и землицы добавится при новом разделе и налог за недоимщиков не надо будет всем сельским обществом оплачивать, хотя, конечно, лишние рабочие руки в страду от должников и батраков не помешали бы. Они больше молчали, изредка поддерживая тех, кто предлагал обживать новые места,

– Дело говорите; тесно тут у нас, кто-то и в Сибири обустроился и не жалеет, а башкирцы поближе, всё-таки в Европе, да и русских с хохлами там полно и, вроде, не

жалуются, что, как ранее, башкирцы их теснят и с саблями на царя и помещиков идут и деревни поселенцев с церквями жгут. Пишут, что там давно всё замирилось.

После долгих обсуждений, где свои голоса и женщины втискивали, подначивая мужей учесть и их пожелания. Дед

Евсей, взойдя на крыльцо и, потеснив, долгое время

молчаливо стоявших, старосту с секретарем изрёк:

– Давайте спровадим к башкирцам двух человек, толковых ходоков, что бы всё толком разузнали и проверили то, что Силыч рассказал, да узнали у опытных переселенцев как дело с властями выгоднее провернуть и обустроиться побыстрее. Спешка, она, нужна только при ловле блох. Верь глазам своим и живи своим умом. Сколько раз уже мужика вокруг пальца обводили.

– Верно говоришь Евсей, раздалось из толпы, -Всем

миром скинемся на дорогу. До Урал за четыре дня по железке добраться можно.

– Кого пошлём? Может желающие есть?

Никто из желающих и рот не успел открыть, как большой знаток деревенской жизни – тётка Матрёна, любившая везде о себе заявить и свое слово вставить громко, боясь, что её, кто —то, может опередить и перекричать, почти завопила: