В ту ночь я никак не могла избавиться от надоедливого чувства неудовлетворенности, мысли о том, что я что-то упускаю, что дальше меня ждет нечто большее, лучшее, нечто новое и совершенно отличное от того, что есть в моей жизни сейчас. Я запрокинула голову и взглянула на небо. Дуновение ветра скользнуло по моему лицу, по коже побежали мурашки. Я чувствовала, как огромные снежинки опускаются мне на щеки и ресницы и смотрела, как тысячи миниатюрных кружевных салфеток падают с небес. Звезды прятались, и прогноз, сделанный мной ранее в тот же день, оказался точным – завеса дождя из Ванкувера проследовала на север и обратилась в снег. Много снега.
Толстое снежное конфетти всю ночь устилало горы, и, когда я проснулась утром следующего дня, я едва могла поверить своим глазам. Все вокруг было покрыто глубоким слоем пушистого снега, и в редкой, особенно для Уистлера, трайфекте[3] идеальной погоды. В тот день было солнечно и холодно так, что мороз пробирал до костей. Я выпила свой кофе, договорилась о встрече с несколькими друзьями и наблюдала за тем, как крошечные кристаллики снега парят в воздухе, словно волшебная пыльца феи. Я знала, что нам предстоит эпический день катания на лыжах.
Пока над нашими головами раскрывалось голубое небо, мы двигались на лыжах по толстому, высотой по колено, снежному ковру, направляясь к той части курорта, где расположен Уистлер. А если говорить конкретнее, то мы проследовали в ту область горы, основную часть которой занимают две скоростные кресельные канатные дороги, Симфони и Хармони. С подъемника мы могли разглядеть под собой три огромные чаши, до краев наполненные нетронутой снежной пудрой.
Все утро и добрую часть дня мы катались по этим чашам, пока не достигали их дна и каждый раз, добираясь до конца каждой трассы, ощущали себя абсолютно, до крайности истощенными. Оказавшись внизу, мы вновь забирались на канатный подъемник и повторяли всю процедуру заново. Мы беспрерывно катались весь день напролет – усердно, как никогда. Мои ноги дрожали, молочная кислота расползалась от квадрицепсов к икрам, а оттуда дальше к стопам и, наконец, к маленьким пальчикам ног. Чувства смешались в эйфоричный коктейль – я бодрствовала, была в полном сознании, но при этом совершенно вымотана. Я хотела, чтобы это чувство длилось и длилось.
Каждая поездка на подъемнике к вершине была настоящим благословением, она давала десять минут отдыха и восстановления, в котором мы так остро нуждались. Когда полдень остался уже далеко позади, я запрыгнула в кресло на очередном подъеме и откинулась на спинку. Мои ноги болтались подо мной, а голова легла на спинку кресла, чтобы отдохнуть. Я посмотрела на небо и глубоко вдохнула. Мои губы расплылись в улыбке.
А потом, прямо там, наверное, под воздействием всей этой волшебной пыльцы, у меня случилось озарение, меня словно поразила молния, ударившая прямо с чистого голубого неба.
Эта великая идея была ответом на вопрос «А что дальше?»
и идеальным пунктом, чтобы напротив него поставить галочку. А может – и это, пожалуй, будет более точным эпитетом – она была как раз тем, что было нужно, чтобы раздуть в огонь все искры.
Я незамедлительно объявила о своем плане.
«Я сделаю это», – сказала я с уверенностью. «Я брошу работу и буду кататься на лыжах по всему свету». Я почувствовала дрожь в правой руке.
Тишина тяжело повисла в воздухе. Никакого ответа не последовало, лишь короткие, прерывистые выдохи и вдохи – остаточное явление после недавнего спуска.
Прошло несколько мгновений, тишину заменили приглушенные звуки смешков. Потом хихиканье. Потом недоверчивое фырканье.